Наталья тревожно посмотрела на окно, за которым лило как из ведра.— Не знаю, пройдет ли машина, — сказала она с сомнением. — Вчера едва проехали, а ливень наверняка превратил дорогу в сплошную грязь. Нужно связаться со строителями, попросить трактор. И пусть кто-нибудь из них съездит за врачом. Лучше, чтобы он уже ждал в кемпинге, когда мы привезем туда Борю. Гоша, ты не позвонишь?..— Как я могу позвонить, если у меня украли телефон? — вскипел Гоша. — По твоей вине, между прочим. Телохранитель ей, видите ли, помешал! А теперь тут творится черт знает что! Люди травятся, вещи пропадают…— Телефон должен быть у сторожа, — подала я голос, сообразив, что Замухрышка завелся надолго. — Я сбегаю, поищу его.Наталья поблагодарила меня взглядом.— Да, пожалуйста. И еще: вы не пришлете сюда ребят? Нам понадобится помощь, чтобы перенести Борю вниз.Я кивнула и вышла из комнаты. Решив, что с выносом тела можно и обождать, бросилась к лестнице и в холле столкнулась с Лешей.— Истопник говорит, что ключи от подвала с бассейном у него еще вчера забрал Борис, — доложил он с ходу.— Да черт с ним, с ключом. Тут такое творится! Бежим скорее, покажешь, где Павел Сергеевич. Борису срочно нужен врач.Леша послушно затрусил рядом.— А что случилось?— Похоже на отравление. Говорит, наелся за ужином анчоусов. Лежит пластом и корчится от боли. Всю ночь хлестал марганцовку, но без толку. Ослабел настолько, что головы поднять не может. — Мы сбежали на первый этаж. — Куда теперь?— На кухню. Точнее, в посудомоечную. Это за баром и рестораном.Павла Сергеевича мы обнаружили у раковины. Величественный старик, убеленный благородными сединами, домывал грязные тарелки, оставшиеся от нашего вчерашнего ужина. Мне стало так неловко, что я даже забыла, зачем мы сюда пришли.— Ох, извините! Мы совсем не подумали о посуде.Леша, никогда не отличавшийся душевной тонкостью, пихнул меня в бок.— Какая посуда! Человеку плохо, а ты о какой-то ерунде.— Да, — опомнилась я. — Павел Сергеевич, нужно срочно связаться со строителями кемпинга, попросить у них трактор. Борис заболел, и, кажется, тяжело.Из рук истопника выпала тарелка.— Боже, — пробормотал он. — Этого еще не хватало! — Он стряхнул с себя оцепенение и припустил к двери. — Сейчас принесу телефон!— Подождем здесь, — сказала я Леше и встала к раковине. — Не стой столбом, выброси осколки в ведро и помоги мне домыть посуду.Леша безропотно подчинился.— Тебе не кажется, что все это очень странно? — спросил он, намыливая тарелку. — Борис отравился, Лева пропал, Георгий потерял телефон…— Да, для одного утра событий явно многовато, — согласилась я. — И эмоций, пожалуй, перебор. Замухрышка бьется в истерике, Лариса на грани обморока, истопник бьет посуду. Нужно разбудить наших. Пусть поучаствуют в общем веселье.— Не ерничай, я серьезно. Эмоции меня как раз не удивляют. Их вполне можно объяснить обстоятельствами. А сильные они или нет — это дело темперамента. Думаешь, твой висельный юмор в драматических обстоятельствах выглядит естественнее, чем истерика?— Во всяком случае, приятнее, я надеюсь.— Наверняка не для всех.— Ладно, не будем о людях с дурным вкусом. Ты говоришь, бурные эмоции наших компаньонов тебя не удивляют. А что удивляет?— Мне подозрительно исчезновение Левы и телефона, особенно в свете внезапной болезни Бориса.— Думаешь, Лева траванул Бориса, стянул у Замухрышки телефон, чтобы нельзя было вызвать помощь, и смылся? Тогда, будучи последовательным, он должен был прихватить и телефон истопника.Не успела я договорить последнюю фразу, как на кухню ворвался Павел Сергеевич. В первое мгновение я его не узнала. Куда подевалась величественная осанка, надменность классического профиля? Теперь едва ли кому пришло бы в голову сравнить его с римским сенатором на покое. В лучшем случае он мог претендовать на роль пожилого патриция, удирающего от восставших гладиаторов.— Телефон! Его нигде нет! — объявил он, задыхаясь.Столь неожиданное подтверждение невероятного предположения, только что высказанного мной в шутку, выбило меня из колеи. В мигом опустевшей голове мелькнула единственная — и совершенно дурацкая — мысль: «Эта массовая скорбь по поводу пропавших телефонов со временем начинает приедаться».Леша проявил сообразительности побольше.— А где вы его держите? — задал он вполне резонный вопрос.— Вообще-то ношу с собой. Вот здесь. — Павел Сергеевич похлопал себя по карману. — Но когда иду в котельную, вынимаю. Там же все время нагибаешься — вдруг выскользнет, разобьется? Утром, когда я одевался, телефон был на месте, в кармане. Я положил его на тумбочку — как сейчас помню. И вот, пропал… Я всю сторожку обыскал — нигде нет.— Когда вы ходили в котельную?— Как обычно — на рассвете. Я всегда, как встаю, первым делом иду топить.— А сторожку запираете?— Нет, конечно. Откуда здесь взяться ворам?— Понятно. — Леша посмотрел на меня. — Надо бы сообщить Наталье, что помощи не будет, а?Я встряхнулась:— Да, конечно. Идем.Мы зашагали было к лестнице, но Павел Сергеевич удержал Лешу за локоть.— Давайте сюда. — Он показал на большую нишу рядом с холлом. — Я включил лифт. Так будет быстрее.Мы поднялись на третий этаж. Перед дверью Борисова номера Наталья и Георгий бурно спорили. Увидев нас, парочка замолчала.— Второй телефон тоже пропал, — заявила я без предисловий.Наталья окаменела, а Замухрышка начал менять цвет. Сначала он побагровел, потом стал сизым, а закончил эту любопытную цветовую гамму грязновато-серый окрас. «Точно заправский хамелеон», — подумала я, глядя на его ходящую ходуном щеку.— Как… что… мы… Ты! — завопил он вдруг Наталье в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84