Миднайт понурилась:
– И что же произошло потом?
– Восемь лет я провел на дорогах, используя все, чему научился, чтобы утолить страсть, которая владела мною с детских лет, – страсть к путешествиям. Но всюду, где бы я ни появлялся, люди оказывались одинаковыми. Бедность и неравенство встречались так же часто, как роскошь и великолепие. Я надеялся отыскать братство и дружбу, а вместо этого находил мелочность и насилие. Почему-то я верил, что мне удастся пережить предательство, с которым я столкнулся, и я отыщу место, где царят честность и благородство. Но такого места просто не существует. Его нет в этой жизни.
Миднайт сказала, не поднимая глаз:
– Я понимаю твою боль.
– Жизнь – это боль, – пожал плечами Кайрик. – Я пришел, чтобы принять ее. Но мне не жаль себя, потому что я вижу дальше, чем ты. Скоро и ты прозреешь и увидишь истину.
– Неправда. Просто ты еще так мало видел в жизни, Кайрик. Тебя лишили стольких радостей, которые может предложить мир.
– Да? Любовь и веселье – ты о них говоришь? Может быть, мне стоит подыскать хорошенькую женушку? – рассмеялся Кайрик. – Любовь – это такая же ложь.
– Почему ты так считаешь?
– В двадцать четыре года я понял, что жизнь моя не имеет никакого смысла. Я вернулся в Зентильскую Твердыню. На этот раз поиски корней имели некоторый, хотя и незначительный, успех. Мне рассказали, что моя мать была молода и безумно влюблена в офицера зентильской армии. Когда же мать забеременела, он бросил ее, заявив, что ребенок не от него. Она очутилась среди нищих и бездомных, которые заботились о ней до тех пор, пока я не появился на свет. Но мой отец вернулся и убил ее, а меня продал за хорошую цену. Ну как? Красивая сказка, правда?
Не говоря ни слова, Миднайт смотрела на пляшущее пламя костра.
– Я слышал и другие версии этой истории, но та, которую я рассказал, кажется мне наиболее правдивой. Одна нищенка поведала мне об этом. Она говорила, что знавала мою мать, но назвать имя моего отца не смогла, как не смогла сказать, что случилось с ним потом. Я долго жил ожиданием разговора с моим отцом, после чего с наслаждением перерезал бы ему глотку.
Наконец Марек и Гильдия предложили мне снова вступить в их ряды, но я отказался. Однако мой отказ не был принят, и мне снова пришлось бежать из города. Когда я покинул Твердыню, мне казалось, что я оставил свое прошлое позади. Я попытался начать все сначала и стал воином. Но прошлое все время догоняет меня и заставляет бежать и бежать. С дарами Мистры я рассчитывал уйти подальше, может быть, пересечь пустыню Анаврок. Я сам точно не знаю, куда направился бы, лишь бы обрести покой.
Миднайт глубоко вздохнула, и вор рассмеялся.
– Теперь мы знаем секреты друг друга, и у тебя больше нет причин для страха, – произнес он.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответила Миднайт, пытаясь скрыть свое беспокойство. – Какие же мои секреты тебе известны?
– Только один, Ариэль, но…
– Ты слышал мое настоящее имя…
– Я не нарочно. Я забыл бы его, если б смог, хотя у тебя изумительное имя, – оправдывался Кайрик, с трудом сглатывая слюну. – Никто из живых не знает того, о чем я тебе рассказал. Если хочешь уничтожить меня, извести Гильдию, и я – покойник.
Миднайт ласково погладила щеку вора.
– Я даже не думала об этом. Друзья должны уметь хранить тайны друг друга, – сказала она.
– А разве мы друзья? – опустив голову, спросил Кайрик.
Миднайт кивнула.
– Как интересно, – задумчиво произнес Кайрик. – Друзья…
Вор и чародейка еще долго беседовали, и, когда подошла очередь Адона заступать на пост, Миднайт не стала будить его.
К утру Келемвар сменил Миднайт, и Кайрик получил возможность уснуть. Боль от ран уменьшилась, и, проснувшись, вор уже мог сидеть. У него даже появились силы поесть вместе со всеми, хотя завтрак состоял всего лишь из нескольких хлебцев. По окончании утренней трапезы Кайрик попросил Миднайт принести его лук и обучил ее всем премудростям использования этого оружия. Чародейка прицелилась в огромную птицу, кружившую над героями с того времени, как начался завтрак. Врожденное чутье Кайрика вместе с немалой силой Миднайт помогли стреле попасть в цель, и Адон подобрал упавшую добычу. Птицу изжарили на углях.
После ночного отдыха слух начал понемногу возвращаться к священнослужителю. Обычно Келемвару приходилось толкать Адона в бок, и только тогда жрец понимал, что орет благим матом, вместо того чтобы говорить обычным голосом. К тому же, потеряв слух, Адон большей частью молчал. Теперь, однако, он должен был постоянно слышать собственные речи, как будто боялся, что кара неминуемо настигнет его, если он произнесет наиболее важные утверждения о праведном пути к Сьюн не в той тональности.
Покончив с жареной птицей, искатели приключений собрали вещи и оседлали двух оставшихся лошадей. Келемвару снова пришлось составить компанию Адону, а в повозку, сколоченную воином, впрягли коня чародейки.
Поездка оказалась на удивление приятной для раненого вора, несмотря на тесные кожаные носилки. Кайрик почти не замечал трудностей пути, пока колесо не наскочило на лежащий посреди дороги огромный камень и не сломалось. Починить повозку не удалось, и ее пришлось бросить на обочине. Оставшийся отрезок пути Кайрик проскакал на одной лошади с Миднайт.
Когда вдали показались ворота Тилвертона, друзья заметили на горизонте признаки приближающейся бури. Им грозила опасность попасть под проливной дождь. Зловещие облака чернели на фоне серебристо-серых небес, сверкали молнии, и над равнинами разносился грохот далекого грома.
Спустя несколько часов друзья достигли городских ворот и были остановлены группой стражников, одетых в белые туники с эмблемой Пурпурного Дракона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109