— Что и следует сделать, — елейно улыбнулся Курбский. — Договаривай уж, опричник.— Что и следует свершить немедля, — Басманов указал на грубо намалеванную карту, брошенную поверх лавки под закрытыми ставнями. — Ударить, как стоим — Курбский из Пскова, а я с Бутурлиным — отсюда. Нарва падет, а магистр выведет свои рати в чисто поле. Курбский его стопчет и пойдет вглубь Ливонии. Войне конец.— Какой ты быстрый, — развел руками Адашев. — Ливония — это сила.— Ливония, — в тысячный раз за эти несколько дней повторил опричник, — это была сила. Была, да вся вышла.— Кто перед государем ответит за погубленные полки? — спросил Адашев.— Я и отвечу, коли доведется, — Басманов посмотрел на Курбского, опять занявшегося усами. — А что скажет казанский победитель?— План отличный, — ответствовал тот. — Наскок на татарский манер — или все, или ничего. А Ливония — не Казань и не Крым. Тут Европа, тут постепенно и умно действовать надобно.— И что с того, что не Крым? До Крыма, конечно, месяцами скакать надо, а татары тем временем степь зажгут и редкие колодцы трупами забьют. А тут — не загнав лошадей, можно всю Ливонию незнамо сколько раз кругами объехать за седьмицу. А Казань и вовсе зря приплел — сам же ее взял и царю-батюшке на блюде преподнес. Сила в ней была во сто крат большая, чем в гнилых рыцарских комтуриях.— Сколько магистр в поле может вывести? — Басманов спросил у Адашева, желая подчеркнуть, что не знает тот Ливонию — придуманная у него Ливония в голове есть.— Много, наверное, — неопределенно махнул рукой Адашев. — Если у них денег на дань юрьевскую нет, так что — и войска нет? Ландскнехтов, может, и не наймут тьму-тьмущую, а рыцари — они не за деньги служат, кнехты тоже.— Магистр может в поле вывести тысяч десять войска, а у Казанского Едигея легко шестьдесят тысяч сабель в набег уходило. Мог и больше, да мы не дали, сразу ударили.— Выходит, — растерялся Адашев, — у нас в одном только Ивангороде сила большая скоплена?Курбский солидно откашлялся, требуя тишины.— Войск у нас больше, это верно Басманов говорит. Но рыцарь — воин особый, лютый, в броню до пят одет. За дело, правым их Церковью почитаемое, борется.— А наши что же? — вскинулся Басманов.— А наши стрельцы не ведают, зачем и почему умирать идут на чужбину. Казань — она набеги чинила, в полон брала, рабами обращала…— Люди знают, зачем нам воевать немца надо, — упрямо выпятил челюсть опричник. — А кто тугодум — тем и объяснить недолго.— Послушай лучше адашевское видение, — посоветовал Курбский. — А то ты все саблей махать зовешь, а силу Ливонскую не видишь.— Слушаю, — безнадежно сцепил руки на колене Басманов.— Одним нам Ливонию одолеть не удастся, — начал Адашев. — Только кровью большой, а царю такого не надобно. Нужны друзья нам в ратном деле.— Радзивилл? Баторий? Магнус? Кто из них. Или все скопом?— Опять ты за свое, — возмутился Адашев. — Не государственного ума ты человек, князь Басманов.— Послушаем государственного, — плечи опричника поникли.— И литвины, и ляхи, и датчане могут помочь нам. Нужно только перестать их на Балтике топить, ровно котят в проруби.— А Новгород?— Потерпит Новгород.— Ну, тогда да, — горько усмехнулся Басманов. — Если потерпит…— Литвины готовы воевать прибалтийские земли, ибо орден им самим изрядно насолил. Ляхи так же думают. Дождаться нужно, как они силу соберут, и тогда уже бить.— И как это мы свенов побили, — поразился опричник, — без ляхов-то? И Магнус не успел…— То свены, — тон Адашева вновь сделался нравоучительным, — а то Ливония.— Именно так, — Басманов встал и возбужденно стал прохаживаться. — Свены могли по Неве и до Ореховца дойти, и Ладогу разорить, по рекам из земель корелы спуститься в Вологду — и конец всей торговле нашей. Все одно — побили. Хоть корабли у них имелись, войско с пищалями, и все прочее.— Почитать свенов сильнее Ливонии — странно, — подытожил Адашев. — А отталкивать руку славянских друзей наших — и вовсе преступно.Басманов внезапно напрягся, подошел к дощатой стене, прислушался.— Что такое? — спросил Курбский. — Опять мыши из амбаров пришли? И что им тут — зерна я не храню…Опричник отступил от стены и ударил ногой в доски.Тонкая, сделанная лишь для видимости перегородка рухнула, а сам опричник едва не свалился. Адашев вскочил с диким воплем «измена», Курбский так и остался сидеть на месте.В помещение, оттолкнув Басманова, влетели двое дюжих молодцов в белых одеждах рынд, следом вступил сам Иоанн Васильевич.— Тонок слух у тебя, опричник, — усмехнулся он, делая знак рындам, чтобы подняли князя. — Большое дело затеваем, хотел я знать, что на сердце у вас.— Батюшка, — Адашев ладонью пот со лба стер и отвесил поясной поклон. — Как же ты из Москвы поспел?— Поспел вот, — Иван Грозный подошел к намалеванной карте, вгляделся и покачал пальцем у кого-то невидимого перед носом. — У меня карты хуже рисованы.— Так возьми, — нашелся Адашев.— Здесь они нужнее будут, — Грозный переводил взгляд с одного на другого. — Спор ваш слыхал я. И вчера слыхал.Все трое замерли, думая каждый о своем, наболевшем.— Красивые речи, мудреные…Тут Грозный ударил по лавке в точности так же, как до того Басманов:— Только начинать нужно, хватить соседей смешить и стрельцов мучить.— Как же, кормилец, — застонал Адашев. — Я гонцов разослал в Великое герцогство Литовское, да в земли ляхов…— Сильвестров уже поплатился за излишнее хитроумие свое, — сурово сказал московский князь, — и ты допросишься. Я наперед знаю, что соседи скажут. Станут затягивать наше вступление в земли псов-рыцарей, крутить и юлить, а сами примут под руку комтурии орденские — и нет больше у Руси пути в студеные моря, одно устье Наровы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87