В обеих руках я при этом возила горячий бигос, воду в кастрюлях, младенца в подушке, чемоданы, свёртки и держаться за водителя должна была только один раз, когда мы скакали по ямам в замёрзших и обледенелых дюнах на морском побережье. Кроме этого — никогда в жизни. Теперь я решила отнестись к лошади как к мотоциклу, а старые навыки сами возродились во мне. Единственное достоинство паскудных этих кустов заключалось в их малой высоте.Боже мой, как она их перепрыгнула! Не перепрыгнула — проплыла над ними павой! Мешок с картошкой — и тот удержался бы у неё на спине. Она приземлилась на все четыре ноги. Уж не знаю, как они этого добились — это большое искусство, которому специально обучают лошадей, предназначенных для пардубицких стипль-чезов! Лишь приземление на вес четыре ноги или только на задние ноги позволяет им остаться в живых после Большого Таксиса! А Флоренция уже сейчас умеет это делать и по собственной инициативе этим пользуется!Восхищение и облегчение владели мной очень недолго, перед нами могли возникнуть очередные кустики, не дай Бог, повыше ростом. Флоренция, может быть, уже все на свете умела, но я — нет. Вспотевшая, наполовину без сознания, испуганная до сумасшествия, я из последних сил ласково уговорила её вернуться на дорогу. Она согласилась почти не протестуя. Просто чудо, что между дорогой и лесом не было канавы. И снова Флоренция помчалась галопом!Примерно на полпути я смирилась с тем, что она меня вгонит в могилу, и сразу вслед за этим вспомнила страшную вещь. Дорогу на Малый Трускав, к которой я бессмысленно направлялась, отделяла густая полоса высоких зарослей. Чтоб мне лопнуть, треснуть, расцвести и капустой порасти, если Флоренция не соберётся через неё перепрыгнуть! Куда, интересно, я вылечу, хоть бы на мягкое.., там такая заболоченная канавка, может, она мне спасёт жизнь…И почему, черт побери их всех, Флоренцию до сих пор не ищут?!Вдруг мне стало плохо при мысли, что злодеи победили. Вытащили стволы, застрелили Зигмуся и Гжеся. А сами живы-здоровы, и я их скоро встречу…Эта мысль вернула мне силы и решимость. Я набрала повод. Флоренция подчинилась мне довольно легко, наверное, уже достаточно набегалась, поэтому соглашалась пойти на уступки. Кроме того, тренировка как раз в том и состоит, что какое-то время лошадь идёт галопом, а потом — шагом, и Флоренция должна была уже к этому привыкнуть. Мягкий шаг, совсем без подскоков, позволил мне собрать обрывки мыслей более или менее воедино.Я решила, что на всякий случай не поеду по прямой. Пусть они там все делают, что хотят, я сверну у лесочка, доберусь до дороги на Лип-ков, а потом кружным путём подъеду с другой стороны и направлюсь прямо на задворки к знакомым Моники. Дом с левадой узнаю издалека.Я выполнила свой дьявольский замысел. Заплутала я только два раза. Флоренция мне подчинялась, все время послушно шла шагом и не настаивала на том, чтобы перепрыгивать все, что встречается по пути. Хотя препятствий на дороге было много, можно сказать, она и состояла из сплошных препятствий. Может быть, лошади не нравилось то, что эти препятствия окружало, слишком мало оставалось пространства для приземления, а в тесноте она прыгать не любила. Ветки деревьев хлестали меня по лицу, запутывались в волосах и пытались выколоть глаза. Мне казалось, что все это длится уже день, неделю, полгода, целую вечность… Но на часы я не смотрела, потому что была уверена: стоит мне увидеть, который час, как я упаду с лошади. А вот на то, чтобы идти пешком, я уже совершенно неспособна. И долго ещё не смогу ходить…Дорогу на Липков я не узнала, в отчаянии и на всякий случай просто повела лошадь направо и не могу описать облегчение, которое заполнило всю мою душу, когда я увидела домик с крышей, похожей на туристическую палатку.Моя идея воплотилась в жизнь. Ещё три километра, и я окажусь в безопасном месте, скорее всего, бездыханной, но это уже все равно…А эта зараза все шла себе и шла широким шагом и снова выражала желание пробежаться галопом! Машина, а не лошадь!Зигмусь Осика сидел на траве у дороги с какой-то палкой в руке, с забинтованной ногой и заплаканный. При виде нас он вскочил как ужаленный, упал, подпёрся палкой, хромая, выбежал на середину дороги и раскрыл объятия. Издаваемых им воплей я совсем не могла разобрать. Флоренция немного ускорила шаг, добровольно остановилась возле него и положила ему голову на плечо. Я продолжала на ней сидеть.К Зигмусю не сразу вернулся дар человеческой речи.— Иисусе!.. Ты тут, любимушка моя!.. Вы её?.. О черт! С места не могу двинуться, я уж думал… Боже мой!.. До самой смерти…Руками я ещё владела, поэтому вяло и с трудом выгребла из кармана горсть сахара и протянула Зигмусю.— Вот, дай ей. Я уже не могу.Зигмусь вырвал у меня из рук сахар и сунул своей обожаемой. Флоренция сняла с его плеча голову и жадно схрумкала сахар. А он гладил её, целовал, похлопывал, осматривал. Под влиянием невероятного облегчения и счастья ко мне быстро возвращалась способность думать.— Вы на ней подъедете?.. Я не смогу её вести, ногу подвернул. Ничего, дня через три пройдёт. Она и так пойдёт, сама… Эта палка может ей не понравиться, а мне приходится на неё опираться, так что я сзади останусь…— Где Гжесь? — спросила я слабым голосом.— С ментами вопросы решает. Панна Моника уже сюда едет, мы ей позвонили, может, она уже и приехала…Я доехала к дому приятелей Моники, и этот последний отрезок пути потребовал от меня всех сил. Эмоции угасли, осталось только все прочее. Моника в этот момент в страшной спешке выходила из машины, знакомые её выскочили из дому, Зигмусь, подскакивая на одной ноге, почти догонял нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77