— Наше счастье, что не знали! А она пришла в ярость. Страшно возмутилась, что ей подложили такую гадость. Она фыркала так, что сено с мятой налетело в кормушку, отовсюду ею пахло, вот Флоренция и рвалась выйти. Агата в конце концов сменила ей денник — хотя прежний и вычистили как следует, Флоренция все равно не захотела возвращаться. В новом деннике Агата дала ей петрушку, укроп и морковку. Кое-как её уломала. Господи, как подумаю, что она могла бы любить мяту!..— А лошади, как правило, её любят, — сказала я потрясённо.— Да все травоядные любят. Какое счастье, что мы никогда никому не говорили об этих се особенных пристрастиях, про попытку никто почти не знает, и вы никому не говорите. Кроме того, не знаю, может быть, она почуяла яд, но даже если бы и так, для неё важнее мята. Ничего с ней не случилось, хотя она бесилась и разбила поилку. Когда я туда приехала, все уже кончилось, и она мне обо всем рассказала. Вы знаете я ведь понимаю, что она мне говорит! Она жаловалась, что ей сделали страшную подлость, но вместе с тем — честное слово! — была полна триумфа и злорадства. Что она, дескать, победила врага, сумела его растоптать. Господи, я их и не знаю, откуда у неё такие черты в характере. Кобылы обычно нервные, но они кроткие, агрессивностью и драчливостью отличаются вообще-то жеребцы. А у неё боевой огонь в крови. Понять не могу, откуда это… Мармильон был такой пентюх…— И неизвестно, кто ей такую гадость подсунул?— Какой-то подлец. Подговорили его. Не из нашего отделения, это точно. У Вонгровской Флоренция для каждого — божество и святыня. Какой-то кретин и преступник. Тут шатается множество сотрудников, много временных работников, молодёжь.., да мало ли кто. Лошади на тренировке, конюшня пуста, каждый мог войти и подложить любую гадость. Мы с Агатой обе расспрашивали людей, никто никого не видел…Все это было по-настоящему страшно, и меня охватило мрачное бешенство. Какого черта они так прицепились к нашей Флоренции?! Она же не каждый день скачет, подумаешь, раз в три недели, что, не могут её оставить в покое? К тому же до сих пор по чистой случайности во все скачки одновременно с Флоренцией попадала ещё какая-нибудь замечательная лошадь и всегда существовала возможность, что она окажется лучше Флоренции, поэтому ставки шли почти поровну. Флоренция пока не такая уж стопроцентно первая, бывало и почище. Так в чем же тут дело?..— Понятия не имею, — беспомощно сказала Моника, с которой я поделилась своими мыслями. — Это, наверное, какой-то заговор против Флоренции и против Зигмуся вместе. Он упрямится, отказывается придерживать лошадь. Если бы поймать того отравителя, можно было бы его спросить, в чем дело, но я сама не отгадаю.От касс вернулись по одному Метя, Мария и Вальдемар. Юрек подслушивал, на что люди ставят, но теперь протолкался к своему креслу. Я повернулась к дорожкам, потому что стартовала третья скачка.Моника Гонсовская тоже вооружилась биноклем.— Что он делает?! — раздражённо сказала она почти сразу же. — Подвинулся рассудком?Я открыла было рот, чтобы спросить, что она имеет в виду, но тут же снова его закрыла. Я и сама могла отгадать, в чем дело. В этой скачке Зигмусь Осика выступал на лошади Глебовского, он часто скакал на чужих лошадях и каждый раз старался выиграть, поэтому рвался вперёд. Ему очень хотелось засчитать себе как можно больше побед, чтобы стать полноправным жокеем. На сей раз Зигмусь почему-то стал выделывать фортели. На старте он просидел: не очень, всего лишь корпус. Однако этого хватило, чтобы он остался последним. Свободного пути ему не было. Тогда он поступил вроде бы разумно, направил лошадь на внешнюю дорожку, но это удлиняло путь, а дистанция была короткой, всего тысяча четыреста. На прямой он постарался выдвинуться вперёд, посылая лошадь, но время было упущено, и в результате он пришёл третьим.Моника наклонилась ко мне.— Знаете, я могу считать себя полной кретинкой. Я снова ничего не понимаю. Эта лошадь должна была выиграть, я её сегодня утром видела, она была в отличной форме! В этой скачке ни одна лошадь не тренирована как следует, Зигмусь мог бы прийти первым без малейшего труда. И я на него поставила! Он сделал две кардинальные ошибки…— Удивительно разумный парень, — похвалила я его, перебивая Монику, потому что во время скачки сообразила, в чем дело. — Ему велели придержать лошадь, надеюсь, хотя бы за деньги. Мне кажется, он пошёл на уступки здесь, чтобы оставили в покое Флоренцию. Не требуйте от него слишком многого.— Как это?!.. Ну да, возможно. Но ведь у Глебовского теперь будут к нему претензии! Он-то Зигмуся посадил как хорошего жокея…— Не переживайте! Если у Глебовского нет в этом своей собственной выгоды, так я просто царица Савская и оперная примадонна. У него какой-то там свой шахер-махер с мошенниками, мне кажется, он совсем даже не на собственную лошадь ставил. Вы поспрашивайте Зигмуся, но деликатно.Рядом Вольдемар шептался о чем-то с Марией и Метен, время от времени они посматривали на меня. Моника выскочила из кресла и помчалась на конюшни. Мария села рядом, Вольдемар и Метя у нас за спиной.— Ну и пожалуйста, — ликующе сказал Метя неизвестно почему. — Интересно, что ты на это скажешь.Я поинтересовалась, на что именно.— Вальдемар говорит, что он подсмотрел нечто страшное, — сказала Мария. — Какой-то тип играл против Флоренции на огромные деньги. Все без неё, последовательности, триплеты, квинты…— А что она говорила, ваша Моника? — встревоженно спросил Вальдемар. — С этой лошадью что-то творится? Тот тип играл наверняка, по пятьсот тысяч ставил — и все без Флоренции. Если Флоренция не придёт, он все деньги из кассы вычистит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77