Кто-то вошел, когда Жовис как бы беседовал сам с собой перед зеркалом, и он вышел из туалета, вновь окунулся в тепло, музыку, туман, из которого внезапно показывались розовые головы и цветные пятна женских платьев.
Где Фарран? Встревожен ли он его долгим отсутствием?
Эта мысль вызывает у него улыбку. Это он — Жовис — держит того, другого.
К примеру, стоит ему лишь спросить у него:
— Да, кстати, а где Малыш Луи?
Ведь из-за перегородки прослушивались не одни только истеричные приступы.
Не нужно забывать и о машинах.
Подумал ли об этом Фарран? Те машины, что «свистнул» Малыш Луи! Разве это слово не говорит само за себя?
Поэтому что для них значит одна бутылка шампанского?! Им необходимо умаслить его, привлечь на свою сторону. Эмиль неправильно сделал, что дал столько денег Ирен. Если у него с ней все вышло так просто, то это потому, что она получила инструкции.
Она бы переспала с ним и задаром.
Вот она сидит в баре, и на сей раз Алекса занимает табурет рядом с ней.
— Мне не нужно тебе ее представлять. Ты видел, как она танцует. Она наша звезда.
— Не заливай! — возражает ей та таким же хрипловатым голосом, как и у жены Фаррана. — Послушайте, Ирен уверяет, что вы потрясающи.
— В чем?
— Слышишь, Ирен? До него не доходит.
Он сообразил и повел себя развязнее.
— Чинь-чинь!
Никогда прежде ему не доводилось так часто слышать эти два слова, которые теперь уже больше не шокируют его своей вульгарностью. Он отвечает:
— Чинь-чинь!
Они обе пьют, а Алекса положила свою теплую ладонь ему на колено.
— Надеюсь, вы сюда еще вернетесь. Вы были на Таити?
— Нет.
— Я была там в прошлом году с одним клубом. При отъезде с острова вам надевают на шею гирлянды из «тиаре», так называется тамошний цветок. Когда корабль уже удаляется от острова, цветы бросают в воду и, если они не тонут, то это, кажется, означает, что вы туда вернетесь…
Ну а здесь, когда Леон ставит кому-нибудь бутылку от лица хозяйки, это означает то же самое. Чинь-чинь! За хозяйку!
Он уже больше не видит Фаррана. Он не знает, сколько сейчас времени, не отваживается взглянуть на свои наручные часы.
— Вы много ездите? — расспрашивает неистощимая Алекса.
Тут вмешивается Ирен:
— Он продает путешествия. Как ты мне говорил? Ах да, это звучит забавнее.
Он торговец отпусками.
— Я работаю в туристическом агентстве.
— Директором! — уточняет Ирен.
— А у вас от этого не возникает желания тоже отправиться в отпуск?
— Не в одно время со всеми. Для нас это самая горячая пора.
— Для нас тоже.
Он видит себя в зеркале, что находится позади бутылок, — лицо еще больше перекосилось, глаза блестят, щеки горят. Что он тут делает, рисуясь перед этими двумя женщинами и распуская хвост, как павлин? Разве ему неведомо, что его водят за нос, что все заранее подстроено?
Самое смешное будет, если они предложат ему купить подержанную машину-машину, которую «свистнул» Малыш Луи!
»… избави нас ото зла… «.
Слова воскресают у него в памяти, как на уроке катехизиса.
»… Всевышний… не дай нам поддаться искушению… «.
А он поддался? Разве он защитился от «лукавого»? Он усмехается, не зная уже, то ли он богохульствует, то ли действительно верит в добро и зло.
Зло, «лукавый — это Фарран, светловолосый дьявол, хорошо сложенный, с обнаженной грудью, с плоским животом, в шортах, на террасе прикуривающий от золотой зажигалки…
Жовис одолел его!.. Он его разыскал… Он уже занимался любовью с одной из девиц, той, про которую его сосед небрежно заявил, что овладел ею в телефонной кабине.
— Кстати, здесь есть телефонная кабина?
— Хочешь позвонить жене?
— Во-первых, я не говорил, что собираюсь кому бы то ни было звонить…
Во-вторых, я лишь спросил, есть ли тут кабина… В-третьих, телефонную кабину можно использовать и для других целей, а не только для того, чтобы звонить…
И… бац! — говоря это, он смотрит Ирен прямо в глаза, но, поскольку девица никак не реагирует, добавляет:
— Так же как кровать служит не только для того, чтобы на ней спать…
Бац — по новой, что, нет? Теперь до нее дошло?
Он сбросил с себя путы. Именно об этом ни одна из них не догадывается.
Они думают, что он говорит так потому, что выпил несколько бокалов шампанского, и не подозревают о том, насколько важен для него этот вечер.
Важен! Некоторые слова он мысленно произносил как бы с большой буквы.
Он обрубил один конец… Он избавился от… Это было нелегко объяснить, но он чувствовал себя свободным. Свободным и сильным.
Вздор — вот подходящее слово! Добро, зло — все это вздор, вам понятно?
Он им этого не говорит. Он видит рожу бармена — тот не сводит с него глаз, и когда Жовис отворачивается, пользуется этим, чтобы подлить ему шампанского.
На стойке уже третья по счету бутылка. А что потом?
Разве у Бланш есть право ставить ему это в упрек? Разве он не был примерным супругом и разве она не должна поблагодарить его за то, что он выбрал ее из тысяч, десятков тысяч, сотен тысяч других?
А она могла бы раздеться посреди кабаре, показать свою грудь, живот, ягодицы?
Нет! Тогда что же?
Он переспал с Ирен, которая в «этом разбирается и которая поведала своей подружке Алексе, что он необыкновенный.
Алену тоже было не в чем его упрекнуть. Если бы Жовис того не захотел, то Алена вообще бы не было на свете.
»… избави нас… «.
— Где он? — спрашивает Жовис, оглядываясь по сторонам, как будто вспомнил о срочной встрече.
— Кто?
— Высокий блондин, который стоял до этого в глубине бара?
— Наверное, он ушел.
— Вы с ним не знакомы, ни та, ни другая?
Ответила одна Алекса:
— Я с ним знакома, как знакома со всеми клиентами, ни больше, ни меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39