Из ГРК последовал ответ: запретить демонстрацию этого фильма где бы то ни было.
Иногда приходилось снимать запрет местного реперткома на тот или иной фильм. В Уральской области запретили картину "Жена статс-секретаря". Конфликт разбирался в присутствии Раскольникова. Он видел эту картину, не нашел в ней ничего предосудительного, фильм, по его мнению, представлял собой сатиру на мещанство. Распорядился так и отписать в Уральск, предложив местному реперткому отменить решение о недопустимости этой картины.
3
Первый год работы в ГРК он с увлечением играл в эти административные игры, искренне верил, что не даром ест хлеб пролетарского государства, воспитывая в классовом духе советского театрального и кинозрителя. И появлялись же время от времени вещи, вполне удачные, что называется, и кассовые, и классовые. По крайней мере, в театре. Если в сезоне 27-го года событием было появление всего одной такой пьесы, "Любовь Яровая", то в следующем сезоне появилось уже четыре пьесы, равно высокоидейные и высокохудожественные, на которые валом валил зритель, - "Власть", "Мятеж", "Разгром", "Бронепоезд 14-69".
К концу второго года работы в ГРК стал уставать. Стал терять интерес к делу. Не мог не признать, что и в области театра и кино, подобно тому как в литературе, больше было потерь и неудач, чем успехов и приобретений. Безнадежно корежились от переделок изначально вполне добротные в художественном отношении вещи. Ломались судьбы даровитых авторов, которые органически неспособны были переделывать свои сценарии и пьесы в требуемом ключе. Сколько усилий было потрачено на то, чтобы внушить драматургу Булгакову, в чем недостаток его бесспорно талантливых пьес, - напрасно. Из всех его пьес торчали уши если не чистой белогвардейщины, то уж никак не сочувствия делу пролетарской революции. Естественно, их приходилось запрещать. Следовало бы запретить и его "Дни Турбиных", пьесу, которая с успехом шла во МХАТе, но театр в переговорах с ГРК указал, что это невозможно ввиду трудного финансового положения театра, пьеса "кассовая". Вопрос отложили до первой новой удачной постановки, вроде "Бронепоезда", способной делать сборы.
Приходила на ум крамольная мысль: а может, и не обязательно в репертуарной политике стремиться к идеологическому единообразию, выпускать на сцену только бесспорные в идейном отношении пьесы? Если талантливая пьеса не поддается переделке, явно портится от переделок, а идейное содержание ее не откровенно контрреволюционное, почему и не разрешить ей существовать на сцене? Разве не самоценна художественность? Эстетическое достоинство пьесы не способно ли в иных случаях перекрыть ущерб от недостатка идейности? Допускается же на советскую сцену классика, в идейном отношении далеко не всегда невинная. Или взять оперетту. В природе ее лежат юмор, сатира и некоторая доза эротики. Нет оперетты без двусмысленности и рискованных ситуаций. Тем не менее оперетта существует, и устои государства не рушатся…
Эти мысли были похожи на те, что мучили Раскольникова во время его работы в "Красной нови". Тогда он отгонял их от себя, страшась выводов, к которым мог бы прийти, если бы стал продумывать их до конца. Эта дорога вела к "воронщине". Теперь он мог думать об этом смело, что-то изменилось в самой жизни, в жизни всей страны. Теперь не так просто было бы, например, ответить ему на вопрос: а какому, собственно, государству служит он, Раскольников? Действительно ли пролетарскому? Уместно ли его настойчивое стремление и т е п е р ь навязывать искусству идеологию пролеткульта?
Вопрос не праздный. В самом деле, жизнь менялась на глазах. Еще совсем недавно гремели гневные памфлеты Троцкого, обличавшего оппортунистический режим "руководящей тройки". Троцкий потерпел поражение в дискуссии с партийным большинством. Он снят со всех постов, изгнан из партии и из страны, его сторонники отправлены в ссылку. Но распалась и "руководящая тройка", гонители Троцкого Зиновьев и Каменев сами сошли со сцены. Поднявшие было голос против неожиданно для них усилившейся личной власти Сталина, объединившиеся с недавними своими противниками троцкистами в новую оппозицию, были идейно разгромлены на Пятнадцатом съезде партии, исключены из рядов и переданы в распоряжение ГПУ. Правда, через некоторое время их восстановили в партии, учтя их по каянные заявления, но активная политическая жизнь этих людей кончилась. В борьбе сталинского аппарата с "новой оппозицией" активную роль играли Бухарин, Рыков, Томский. Неожиданно и эти трое оказались в оппозиции к Сталину. Они не согласились с навязанным Сталиным стране курсом на сверхиндустриализацию и насильственную коллективизацию, были объявлены "правыми уклонистами", сняты с высоких постов в "Правде", Коминтерне и ВЦСПС, выведены из Политбюро. Коллективное руководство в Политбюро окончательно заменено единоличным руководством Сталина. В партии, наконец, достигнуто абсолютное единство. Никаких оппозиций, никакой фракционности, разномыслия. Но не очень-то хотелось радоваться по этому поводу.
Так какое было теперь государство? Диктатура пролетариата или, как утверждал Троцкий, диктатура нового Бонапарта, могильщика пролетарской революции термидорианца Сталина? И какую идеологию должен внедрять Раскольников в искусство, по-прежнему идеологию пролеткульта или какую-то иную?
Разумеется, эти мысли не мог он высказывать вслух, никому. Не с кем было поделиться ими. Тем мучительнее было ощущать свою беспомощность, чувствовать, что не в силах сам найти выход из тупика.
4
Будто в насмешку над ним, в 29-м году его снова повысили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129