И что? спросил Блумсбери. Девочка была из Красного
Креста, ответил Хубер, а звали ее Бак Роджерс. И в чем же романчик сос-
тоял? поинтересовался Уиттл. Он состоял, ответил Хубер, в том, что мы
залезли на крышу компании "Крайслер" и разглядывали город с высоты. Не
слишком интригующе, пренебрежительно вставил Уиттл, как все закончилось?
Ужасно, пробормотал Хубер. Она прыгнула? спросил Уиттл. Я прыгнул, отве-
тил Хубер. Ты у нас по жизни попрыгунчик, съязвил Уиттл. Да, окрысился
Хубер, но я подстраховался. Парашют раскрылся? предположил Уиттл. С та-
ким грохотом, словно лесина рухнула, сказал Хубер, но она об этом так и
не узнала. Конец романа, печально подытожил Уиттл. Но, зато, какой вид
на город, заметил Хубер. Ну а теперь, Уиттл посмотрел на Блумсбери, по-
больше чувства.
Мы можем обсуждать, сказал Блумсбери, смысл, но никак не чувство. Од-
нако эмоции-то были, вот и поделись ими с друзьями, настаивал Уиттл. Ко-
торые, без сомнения, - все, что у тебя осталось на свете, добавил Хубер.
Уиттл прикладывал к хубертову лбу, высокому и багровому, носовые платки,
смоченные бренди, имея в виду немного его утихомирить. Однако, Хубер не
собирался отступать. Возможно, есть родственники, заметил Уиттл, те или
иные. Да ни хрена, засопел Хубер, рассмотрев обстоятельства, теперь,
когда денег больше нет, готов поспорить, что и родственников тоже не ос-
талось. Эмоции! воскликнул Уиттл, когда в последний раз они вообще у нас
были? На войне, сдается мне, ответил Хубер, когда все эти жлобы перли на
Запад. Я тебе заплачу сотню долларов, сказал Уиттл, за чувство. Нет уж,
проговорил Блумсбери, я решил, что фиг вам. Похоже, мы достаточно изыс-
канны изображать толпу в аэропорту и не давать твоей жене скулить почем
зря, но никуда не годимся, чтобы нас допустили к душевной беседе, "кап-
нул желчью" Хубер. Не в изысканности дело, пробормотал Блумсбери, раз-
мышляя тем временем над высказанным: Друзья семьи - это все, что у него
осталось, - а согласиться с этим было, чувствовал он, крайне сложно. Но,
вероятно, так оно и есть. Боже, ну что это за человек! завопил Уиттл, а
Хубер вставил: Мудак!
Однажды в кинотеатре, припомнил Блумсбери, мистер Вельд-Вторник,
вдруг повернулся на экране, посмотрел ему прямо в глаза и произнес: Ты
хороший человек. Хороший, замечательный, добрый. Блумсбери тут же вско-
чил и помчался прочь из кино, и наслаждение пело в его сердце. Но тот
случай, сколь бы дорог он ему ни был, никоим образом сейчас помочь не
мог. А воспоминание о нем, трижды незабвенное, не удержало друзей семьи
от того, чтобы загнать машину под дерево и лупить Блумсбери по лицу,
сначала бутылкой из-под бренди, а потом и монтировкой, до тех пор, пока
сокровенное чувство, наконец, не проявило себя в виде соли из его глаз и
темной крови из его ушей, а изо рта - в виде самых разных слов.

Восстание индейцев
Мы защищали город изо всех сил. Стрелы команчей сыпались на нас гра-
дом. Боевые дубинки команчей стучали по земляным желтым мостовым. Вдоль
бульвара Марка Кларка насыпали шанцы, сделали живые изгороди, стянув ку-
сты блестевшей на солнце проволокой. Никто ни черта не мог взять в толк.
Я заговорил с Сильвией. "И это называется хорошая жизнь?" Стол был зава-
лен яблоками, книгами, долгоиграющими пластинками. Она подняла на меня
глаза. "Нет".
Патрули десантников и добровольцев с повязками на рукаве охраняли вы-
сокие плоские здания. Мы допрашивали одного из команчей, попавшего в
плен. Вдвоем скрутили, закинув ему голову назад, а третий лил воду в
ноздри. Он дергался, захлебываясь и вопя. Не веря наспех составленным,
невразумительным и неточным сводкам о потерях на окраине, где убрали де-
ревья, фонари и лебедей, чтобы не мешали стрельбе, мы решили раздать
тем, кто выглядел вроде бы понадежнее, саперные лопатки, а подразделе-
ния, у которых было тяжелое оружие, развернуть, чтобы хоть с той стороны
нам ничего не угрожало. И вот я сидел, надираясь все сильнее да сильнее
и все яснее да яснее чувствуя себя влюбленным. Мы разговаривали.
- Знаешь у Форе такую пьеску - "Долли"?
- У какого Форе, у Габриеля?
- Конечно у Габриеля.
- Тогда знаю, - говорит. - Даже, извини, играю ее иногда, если не в
настроении или когда мне очень хорошо. Хотя вообще-то она для четырех
рук.
- Ну и как же ты ее играешь?
- Гоню как можно быстрее, - объяснила она, - а какой там в нотах темп
указан, мне все равно.
Интересно, когда ту сцену в постели снимали, ты что чувствовала, ви-
дя, как на тебя пялятся операторы, и эти, которые декорации таскают, и
осветители, и техники по звукозаписи, - нравилось тебе? помогало эпизод
сыграть? Потом была еще сцена, где ты под душем, ну а я в это время ош-
куривал дверь, она внутри полая, и все время заглядывал в пособие с кар-
тинками да еще слушал, что мне советует человек, который с такими дверя-
ми уже имел дело. Сам я тоже до этого столы делал, и когда с Нэнси жил,
и когда с Алисой, и когда с Юнис, и когда с Марианной.
Краснокожие все прут да прут, вот как народ, который чем-то страшно
напугали и он по площади разбегается, а крику, а воплей этих пронзи-
тельных, того и гляди, развалятся наши баррикады, возведенные из манеке-
нов, рулонов шелка, папок с продуманными подробными описаниями рабочих
проектов (включая те, которыми предусматривается поступательное совер-
шенствование ситуации с иными расами), из оплетенных бутылок с вином, из
комбинезонов. Я произвел анализ материалов, использованных для сооруже-
ния ближайшей ко мне баррикады, и обнаружил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24