- У Предстоятеля Трайгрина свой Мифотворец есть, - пробормотал я
спросонья. - Я для Зеницы Мрака не работаю... Тоже мне, нашли мальчика на
побегушках...
Я знавал Мифотворца при Трайгрине. Вернее, Мифотворицу. Злобная такая
старуха, с дымящейся трубкой в желтых зубах, горбатенькая, нос до губы
свисает... Одного ее вида хватало, чтобы все вокруг поминали Бога Смерти
Эрлика и сплевывали от сглаза. На мифы она не тянула, нет, хоть и неглупа
была бабка, а вот сказок вокруг нее - как блох на собаке...
Хлопнула дверь. Забытая бутылка упала со стола и, стуча по коврику,
откатилась в угол. Я с трудом приподнялся, морщась и глубоко дыша, и
увидел пустую комнату.
Моих возражений попросту не расслышали. Не до того, видно, было. Я
вылез из-под одеяла, кряхтя и ругаясь оделся, спустился по лестнице - на
этот раз винтовой и почему-то без перил - нашел нужную комнату, нужную
дверь (балдахин был, а кровать отсутствовала) и вышел на площадь. На
крупный булыжник площади Хрогди-Йель перед приземистым храмом Эрлика,
Зеницы Мрака.
- Куда прешь, козел? - хмуро сообщил мне вислоусый ремесленник из
задних рядов гудящей толпы. - И без тебя тесно...
Я аккуратно наступил ему на ногу и стал проталкиваться вперед,
напрягая туловище и растопырив локти.
Через пять минут проклятий и сопения я выбрался из потной, горячей
массы и остановился, меланхолично разглядывая ступени храма и жирного
пророка на третьей снизу ступеньке.
В то, что он говорил, я не вслушивался. Слов Лайны хватило, чтобы я
не сомневался в главном - этот огромный, тучный мужчина с тройным
подбородком и складками на багровом лице говорит не то, что нужно.
Значит, он должен перестать говорить.
Он может послужить первой песчинкой лавины, причиной возникновения
нового мифа. Вразрез с традицией. Во вред Предстоятелям. И упаси нас
Четыре Культа, чтобы его побили камнями глупые горожане или распяли на
щите бритоголовые стражники. Тогда справиться с пружиной мифотворения
будет гораздо труднее... Нет, все должно быть проще и пристойнее. Солнце
пекло вовсю, голова у меня закружилась, но втайне я был даже рад этому. Я
стоял, единственный равнодушный на всей площади, и через минуту глаза
пророка - выкаченные пуговицы с кровавыми прожилками - остановились на
мне, и я постарался не отпустить чужой взгляд.
И не отпустил.
Мне было жарко. Мне было очень жарко. Меня подташнивало. Это я торчал
сейчас на возвышении храмовых ступеней, надсадно крича уже третий час, и
солнце яростно поджаривало мою - МОЮ! - лысую макушку. Кровь гулкими
толчками стучала в висках, просясь наружу, а внизу колыхалось это падкое
до зрелищ месиво, колыхалось, колыхалось...
Для начала неплохо.
Пророк покачнулся, не отрывая мутного взгляда от тощего пройдохи в
первом ряду - то бишь от меня - его повело в сторону, и голос на мгновение
прервался.
Низкий, поставленный баритон с хрипотцой курильщика и сластолюбца.
- Богохульник... - кинул я пробный камень в притихшую толпу. Кинул
небрежно, через плечо, со спокойным безразличием; и круги пошли за моей
спиной, круги обрывочных реплик, рождающих вопросы, ответы, споры...
Они отвлеклись. Внимание толпы стало зыбким.
- ...И дурак, - добавил я, чуть кривя губы. В ответ раздался смех.
Пророк потерял нить проповеди, судорожно огляделся вокруг в поисках
опоры, поддержки, кадык на его шее заходил вверх-вниз, колебля жировые
отложения; и смех усилился, выводя слушателей из-под обаяния
умело-ритмичной речи... Жарко. Очень жарко. Я протянул руку к корзине
стоявшей рядом торговки и вынул оттуда связку молодого зеленого чеснока.
По три рринги за пучок.
Отделив один стебель с белой луковицей на конце - пророк, как
завороженный, следил за моими ровными, неторопливыми движениями - я сунул
чеснок в рот и принялся сосредоточенно жевать, пуская липкие слюни и
продолжая неотрывно смотреть на наливающегося дурной кровью пророка.
Это оказалось последней каплей. Несчастный пророк вздрогнул, втянул
ноздрями воздух, задохнулся, лицо его сморщилось и приобрело синюшный
оттенок...
Обмотанная горячим тряпьем дубина полуденного солнца неслышно
опустилась на мокрый затылок. Неслышно и невидимо.
В тот момент, когда моего подопечного хватил удар, я выбросил вперед
руку - не ту, в которой был чеснок, а другую, пустую - и заорал что есть
мочи:
- Эрлик! Вижу! О, Зеница Мрака!.. О-о-о-о...
На последнем "о" я резко шагнул назад и принялся выбираться из
вопящей толпы. Здесь мне больше нечего было делать. Бог смерти Эрлик
покарал болтливого оратора. Покарал добротно и публично. Половина народу
наверняка видела черную тень владыки небытия с жезлом в деснице, а вторая
половина постарается не отстать от первой.
Можно было бы задержаться ненадолго, но я не люблю лишних эффектов.
Уходя с площади, я чуть не сбил с ног низенького, толстенького человечка в
засаленном полукафтане. Глазки толстячка были блаженно прикрыты, пухлые
пальцы сцеплены на округлом животике, и возбужденный гул толпы, казалось,
обтекал всю его уютную, домашнюю фигурку.
Ему было хорошо.
...Уже в Доме я неожиданно подумал: "А почему Предстоятель Трайгрин
обратился через Лайну ко мне? Почему не к своей зубастой карге? Дело-то
пустяковое..."
Ответа я не знал. Тем более, что счастливый лавочник, чуть не
уснувший посреди бушующей площади Хрогди-Йель, и был Трайгрин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47