Выздоровев после очень тяжелого ранения, этот сапер стал как бы живым экспонатом: вот, мол, на какие чудеса способен Федор Ипполитович. Именно такие чудеса помогли профессору выдвинуться на должность главного хирурга гвардейской армии, стать генералом...
Женя категорически отбрасывает подобные сплетни.
Верно, у профессора крутой нрав. Не любит он болтунов и лодырей. Но хватает в институте людишек, которые охотно купаются в славе Федора Ипполитовича, но не прощают ему сказанного сгоряча, держат камень за пазухой. Ну и пусть. Профессор идет и будет идти вперед, не слыша собачьего лая из темных закоулков. Этот человек прожил более шестидесяти лет с высоко поднятой головой и никогда не замечал завистников, мелких душонок, которые тучей вьются вокруг каждой знаменитости.
Ростом Федор Ипполитович невысок, но так строен, что кажется таким же высоким, как и вечно сутулящийся Друзь. Голова его в серебристой седине. Морщины почти незаметны, на щеках до сих пор еще юношеский румянец. А какой пронзительный взгляд!.. Единственно, что не нравится в нем Жене,— подстриженные, похожие на зубную щетку усы: не идет профессору такое старомодное украшение.
Смотришь на него и спрашиваешь себя: каким же он был в молодости? Рассказывают, немало женских сердец перед ним трепетало...
Ну, а что Сергей Антонович не был на фронте героем,— это в его характере. Повысить голос в разговоре с медсестрой — он еще может. Но никто не помнит случая, когда бы он осмелился высказать собственное мнение хотя бы по поводу какой-нибудь мелочи. Он или молчит, или изрекает нечто похожее на «век живи — век учись» или «ученье — свет, не ученье — тьма».
Тем более странными кажутся отношения между талантливым ученым и этим более чем заурядным врачом.
Демобилизовался Друзь в июле сорок пятого. А в сентябре был уже студентом медицинского института. О своей мечте стать строителем, как видно, забыл. Во время войны он не взял в руки ни одного учебника, за один месяц подготовился к вступительным экзаменам и сдал их на «отлично». Даже за счет льгот, которые предоставлялись тогда фронтовикам, вряд ли это возможно. Значит, без солидной протекции тут не обошлось... Впрочем, Федор Ипполитович вышел в запас уже после того, как Друзь стал студентом-медиком.
В родной город генерал-майор службы Шостенко возвратился с четырьмя рядами орденских колодочек на груди. В этом институте его уже ожидала должность заместителя директора по научной части. А в мединституте он начал читать курс госпитальной хирургии.
И Сергей Антонович окончательно почувствовал себя как у Христа за пазухой: был круглым отличником, получал повышенную стипендию; неплохо, как говорят, показал себя и на общественной работе; приобрел популярность из-за того, что Шостенко демонстрировал его студентам как разительный пример могущества советской хирургии, и, наконец, получил диплом с отличием. В эту клинику, правда, он попал лишь через год после окончания института, причем Федор Ипполитович, кажется, ему не протежировал. Первая должность была скромная, субординаторская. Друзя держали на ней около двух лет. Только в начале позапрошлого года он стал ординатором.
Летом Друзь сможет отметить четвертый год своего пребывания в этой клинике. Именно пребывания, а не работы. Чего он здесь достиг? Кажется, неплохо справляется теперь с аппендицитами и грыжами и умеет обращаться с кровеносными сосудами. Но для будущего исследователя это совсем не много. Конечно, профессор поможет ему стать кандидатом, и научная карьера Друзю будет обеспечена. Родится на свет еще один кандидат, о ком с издевкой скажут: «Ученым можешь ты не быть, а кандидатом быть обязан». Да Друзю больше и не нужно.
Но мелким угодничеством перед профессором Друзь не занимался. Женя это знает. Только одно она не раз замечала: когда Сергей Антонович сопровождает профессора на обходах, он становится необычно подтянутым, собранным...
И только однажды Женя была крайне удивлена: думая, что за ним не следят, Друзь посмотрел вслед Федору Ипполитовичу, выходящему из его палаты, с таким выражением, будто хотел бросить вслед учителю палку. Женя даже глазам своим не поверила..,
Женя старательно, с непонятным ей самой удовольствием, перебирала в памяти все, что она знала о жизни скромнейшего из ординаторов. ,
И все хорошее, что было сказано кем-нибудь о Друзе, отбрасывала — она была весьма последовательна в своих взглядах и чувствах.
Вот только — чем больше думала она о Сергее Антоновиче, тем меньше понимала, чем этот неинтересный человек мог привлечь умную и талантливую Татьяну Федоровну.
Перед тем как лечь, Федор Ипполитович долго ходил взад и вперед по кабинету.
Таких отвратительных суток в его жизни, кажется, не случалось. Во всяком случае, никогда еще неприятности не сыпались на него столь непрерывно: ни одной светлой минуты за последние тридцать часов!
Субботний вечер и воскресенье были испорчены вконец. Даже Татьянины разглагольствования, даже принесенная ею газета ничего не смогли прибавить к раздражению ученого мужа.
Короче говоря, очередная бессонница была ему обеспечена.
Хорошо еще, что дочь не весь характер унаследовала от матери: она ни в чем не упрекает, а только сомневается— и стелет мягко, и спать не твердо. Ольга — та, как говорится, на битое стекло или на раскаленные угли заставляла его ложиться. А упреки дочери в одно ухо входят, а в другое немедленно выходят. Да и что достойное внимания она может сказать? Что у ее отца и у Юлиана Струмилло бесчисленное множество врагов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49