— Алло, — сказал он волнуясь. — Алло, алло. Это с первого этажа?
— Что, что? — удивился женский голос.
— Это с первого этажа? — повторил Боб. Так он почему-то назвал землю.
— Кто говорит? — спросила женщина.
— Один из ваших старых поклонников.
— О! - смягчился голос— Но кто же именно?
— Угадайте сами.
— А я вас знаю?
— Едва ли. Но мы часто встречались на улице.
— Ради бога, скажите, кто вы! - кокетливо прощебетала женщина. — У вас такой знакомый голос.
— Вы всегда мне нравились.
— В самом деле? Не может быть.
Голос женщины показался Бобу родным и трогательным, и ее голос, и вся эта избитая, столько раз повторенная их болтовня.
— Мы можем сегодня встретиться?
— Нет, что вы! — ответ прозвучал строго.— Во-первых, я вас не знаю. И во-вторых, я замужем. Скоро придет мой муж.
— И все-таки, может, встретимся?
— Не понимаю, что за манера звонить незнакомой женщине и просить свидания! Положите трубку.
— Извините,— сказал Боб,— я не хотел...
— И как вы можете вообще допускать подобные мысли! Я просто оскорблена.
— А вы разрешите звонить вам иногда?
Женщина не ответила, помолчала немного, потом опять заговорила кокетливым тоном:
— Скажите, кто вы? Чем занимаетесь?
«Тьфу, черт, вечно им нужно знать, кто я!» — он от зло сти не смог ничего придумать и буркнул:
— Я летчик.
— Что вы говорите! Я всегда завидовала летчикам. Вап« профессия, наверно, очень интересная. И очень опасная.
— Да,— сказал Боб,— да.
— Особенно когда война. Вас ведь все время обстреливают, правда?
— Видите ли, я еще учусь...
— Синее, беспредельное небо, — мечтательно пропела женщина,—и вдруг — выстрелы... Какой ужас...
— Да, да,— пробормотал Боб.— Ваш муж еще не пришел?
— Мой муж? Ах, он такой ревнивый! А вы женаты?
— Женат? Не знаю... Не помню...
— То есть как? — рассмеялась женщина и неожиданно спросила: — Вы далеко сейчас находитесь?
— О да, я нахожусь очень далеко, — усмехнулся Боб, уже чуть было не поддавшийся самообману, уже почти что вообразивший, что он и впрямь находится где-то рядом с женщиной и сейчас ему придется пойти на свидание. — Я никогда больше не стану вас беспокоить,— добавил он безучастно.— Я вам больше не помешаю... У меня нет никаких денег в банке... Я давно закрыл свои счета...
Он повесил трубку и, опустив голову, устало прижался лбом к телефону. Он посидел так с минуту, потом решительно поднялся, выдвинул ящик письменного стола и извлек оттуда толстую веревку. Он влез на стул, закрепил веревку на толстом гвозде, торчащем из потолка, спустился и с холодным, ничего не выражающим лицом завязал на конце петлю.
Он действовал спокойно, сосредоточенно и легко.В коридоре послышались чьи-то шаги. Они приблизились и стихли возле самой двери. В дверную щель просунулся конверт.
Боб кинулся к двери, подобрал с пола конверт и увидел, что письмо адресовано ему.
— Я, кажется, вовремя подоспел с этим письмом? — услышал он голос доктора. - Вот видите, что значит иметь дело с хорошим психиатром...
Письмо философа Гюнтера Андерса Клоду Роберту Изерли. Земля—планета Тюнитос (документ)
Дорогой мистер Изерли.Вы не знакомы с пишущим эти строки. Зато мы, мои друзья и я, знаем Вас. Независимо от того, где мы находимся—в Нью-Йорке, в Вене или в Токио, — мы с напряженным вниманием следим за тем, как Вы справляетесь или не справляетесь с Вашей бедой. Не потому, что мы так любопытны, и не потому, что Ваш «случай» интересует нас с медицинской или с психологической стороны. Мы не меди-
ки и не психологи. А потому, что мы стараемся, стремимся со страхом и тревогой понять те моральные проблемы, которые стоят сегодня у всех нас на пути.Мы живем в такую эпоху, когда на любого из нас может свалиться та же вина, которая пала на Вас. И если не Вы выбрали себе свою злосчастную участь, то и злосчастную эту эпоху выбрали себе тоже не мы. В этом смысле мы, стало быть, как говорят американцы, т спе кате Ъоах — в одной лодке. Вот эта-то общность и определяет наше отношение к Вам. Вы имели несчастье действительно сделать то, что завтра, может быть, вынужден будет сделать любой из нас. Вот почему Вы необычайно важны для нас. Вы просто необходимы нам. В известной мере Вы — наш учитель.
Конечно, Вы откажетесь от этого титула. «Вот уж нет,— скажете Вы,— ведь я никак не справлюсь даже с собственным состоянием».Вы удивитесь, но именно это «никак» и имеет для нас решающее значение. Оно для нас даже утешительно.Я не говорю: «утешительно для Вас». Менее всего склонен я утешать Вас. Ведь, утешая, обычно говорят: «Дело еще не так скверно», — то есть пытаются умалить случившееся, приуменьшить горе, изжить словами вину. Именно это и пытаются сделать, например, Ваши врачи. Почему эти люди так поступают, догадаться нетрудно. Они не имеют права морально осуждать получившую всеобщее признание и даже всячески восхваляемую военную операцию. Они не смеют и помыслить о самой возможности такого осуждения. Следовательно, они должны во что бы то ни стало отстаивать безупречность поступка, справедливо кажущегося Вам виной. Поэтому-то Ваши врачи и твердят: «Хиросимы как таковой еще недостаточно, чтобы объяснить Ваше поведение» ,- что, если говорить попросту, означает: «Не так уж и плоха была Хиросима». Поэтому они ограничиваются тем, что вместо самого поступка (или того состояния мира, при котором возможен такой поступок) критикуют Вашу реакцию на этот поступок, поэтому они вынуждены называть Ваши муки и Ваше ожидание наказания «болезнью» (Классический комплекс виновности) и поэтому они должны рассматривать Ваш поступок как классический комплекс виновности, то есть как выдуманное Вами преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50