— Куда идете?
— Антуан Олив, отделение 14, камера 70. К адвокату,
— Где постановление о взятии под стражу?
Заключенный протянул зеленый листок, который в настоящий момент служил ему удостоверением личности.
— Хорошо. Идите!
Туан зашагал по галерее, широкой, как улица, и столь же оживленной. По одну сторону этого бетонного проспекта группа заключенных дожидалась отправки во Дворец Правосудия, по другую — заключенные толпились у дверей помещения, где находилось что-то вроде тюремного трибунала, раздающего как наказания, так и льготы.
Несколько заключенных курили украдкой, пряча сигарету в кулаке, шныряя взглядом по сторонам, задерживая дым во рту, когда мимо проходил надзиратель.И все же после удушливой атмосферы камеры Туану, когда он шел по этому коридору, казалось, что он еще свободен.
— Куда вы идете? — спросил тюремщик.
— К мэтру Валентину Руселю. — Сюда.
Тюремщик втолкнул Туана в комнату для свиданий и закрыл за ним дверь. Несколько мгновений адвокат и заключенный смотрели друг на друга, и каждый пытался составить впечатление о другом.
— Садитесь! — сказал Валентин.
— Я получил записку от Жюля Бландье,— заговорил Туан.—Вроде бы это он вас прислал. И что ему взбрело в голову? Я уже большой, могу и сам защищаться!
Валентин собирался сесть, но тут же передумал.
— Знаете,— сказал он,— вы можете отказаться от моей защиты. Никто вас не заставляет...
Туан пожал плечами.
— Вы или кто другой...— проговорил он.— Так или иначе, а я невиновен, и это, в конце концов, выяснится.
Валентин подумал, что для уроженца юга Туан чертовски флегматичен. Однако чувствовалось, что это внешнее безразличие, скрывающее ярость.
— Расскажите мне, что произошло,— сказал Валентин.— Я едва успел ознакомиться с делом.
— Дело! — усмехнулся Туан.— Его практически не существует. Я невиновен. Разумеется, они хотели заставить меня признаться. Но в чем я по-вашему должен признаться? Повторяю, я невиновен.
Валентин протянул ему сигарету, и Туан с радостью взял ее. Сигарета в тюрьме — это и развлечение и разменная монета.
— Если вы читали газеты, вы знаете столько же, сколько и я,— сказал он.
— Однако вы были у Сильвера. Привратник видел, как вы выходили.
— Конечно, я был у него. Хотел попросить контрамарки на матч. Мы немножко поругались, он так и не дал контрамарок, и, разозлившись, я ушел. Как вы думаете, убивают человека за два билета?
Он затянулся, медленно выпустил дым через нос, продолжая говорить:
— Они мне сказали: «Есть твои отпечатки пальцев». Разумеется, есть мои отпечатки, но и еще кучи людей. А в некотором смысле это даже доказательство моей невиновности: если бы я хотел укокошить Сильвера, уж я бы надел перчатки.
— Действительно, это доказательство, которое можно истолковать двояко,— согласился Валентин.
— А ведь есть люди, у которых были настоящие мотивы для убийства.
Он наклонился, облокотившись на шаткий столик.
— Послушайте, мэтр, есть в этом деле вещи, которых я не понимаю. Почему мне оказывает помощь этот самый Бландье, а мои дружки меня бросают?
— Мне ничего об этом неизвестно,— ответил Валентин.— Кто ваши... дружки?
Туан сделал неопределенный жест рукой, затянулся, прикрыв глаза.
— Он говорит, будто вы были другом его брата,— сказал адвокат.
— Это правда,—признал Туан.—Но я не знал, что в Бландье так сильны родственные чувства. А потом, почему сцапали меня одного, тогда как Кид Черч, например...
— Кид Черч был на ринге. И к тому же у него не было никаких причин убивать Сильвера.
Туан зловеще улыбнулся:
— Может быть. Но зато, возможно, у Сильвера были причины избавиться от человека, который начинал ему серьезно мешать?
— Что вы имеете в виду?
— О, ничего! Быть может, вы могли бы задать несколько вопросов на эту тему вдове.
— Не хотите ли вы сказать, что мадам Сильвер... —Да, месье. Послушайте, мэтр, у меня нет привычки болтать с легавыми, даже когда мне пытаются пришить дело; Но мой адвокат —это. другой вопрос. Мадам Силь-вер заставила мужа заняться Кидом Черчем по причинам очень... личным. В боксерской среде еще не все об этом знают, но мне это известно. Могу вам даже дать адрес, куда она его приводила.
Тюремщик неожиданно открыл окошечко.
— Мне пора,— сказал Валентин, поднимаясь.— Я сделаю все, чтобы вытащить вас отсюда. Сегодня вечером пойду к следователю. Еще сигарету?
- С удовольствием, спасибо. Я все это в голову и не беру. Уж в этот-то раз я ее не потеряю!
Что касается Валентина, он не был в этом так уверен.
— Понимаешь,— объяснял сержант Пуалар, лениво крутя педали велосипеда,— я не то чтобы против, скорее я не за.
— Конечно,— ответил полицейский Мезюр.
— Те, кому это нравится, на здоровье. Но мне... Вот почему я вышвырнул блюдо во двор.
Они мирно ехали под мелким, почти осенним дождичком по улице, которую какой-то шутник-урбанист окрестил Райской, расположенной на подступах к предместью Сен-Дени. В эту дождливую ночь улица была пустынной.
— Можешь мне поверить, брызги долетели до второго этажа.
Полицейский Мезюр от души посмеялся, продолжая крутить педали. По пустой улице перед ними медленно ехала машина.
— Однако,— сказал Мезюр,— рис полезен. От него крепит, но он полезен.
— Что он там делает, этот тип? —пробормотал Пуалар— его мысли уже занимал автомобиль.— Он что, катается?
В конце улицы неоновые вывески отражались в мокрых тротуарах. Показалась женская фигура, и машина внезапно увеличила скорость. Полицейские мирно продолжали патрулирование. Но не проехали они и десяти метров, как раздался выстрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38