Крчма задумчиво наблюдал, как Мариан рассеянно взял в руки работу бывшего сотрудника, а ныне конкурента, как он бегло перелистывает ее и снова кладет на стол. Не искушает ли его скорый успех, достигнутый в столь молодом возрасте, пускаться по всякому следу, который мог бы сулить очередной скорый успех?.. Как он только что ласково, но тем более пренебрежительно поправил Ивонну и Мишь... Однако давно миновало время, когда я мог хоть в чем-то влиять на образ мыслей, а то и на поступки моих детей...
— А твои как дела, голубушка? Думаешь ли ты вообще о какой-нибудь работе? — обратился он к Ивонне, чтобы покончить с раздумьями о самом удачливом из своих сыновей.
— Все не так просто, пан профессор. Стоит мне указать в анкете, что я вернулась из Германии, и сразу возникает неловкость — и оказывается, что должность уже замещена, или на псе перестали поступать фонды зарплаты, или она упразднена по реорганизации и тому подобное До сих пор меня вызывают в Госбезопасность, все интересуются, как было дело-то да как я там жила... Одним словом, работодатели за меня не дерутся. Да вы и сами не положите руку в огонь, что я не Мата Хари! И с жильем в том же духе: комната в общежитии — только мечта, а снять что-нибудь—квартирохозяйки пугаются, что Моника изрежет занавески ножницами или намалюет чернилами рожи на обоях...
— Хорошо еще, повезло тебе на друзей: без звука приютили...
Мариан глянул на Крчму, взял сигарету из папиросницы на столике, правая бровь его нервно дернулась.
— А что, дамы, не покормите ли нас ужином? — сказал он,
— Ах, без тебя мы и не додумались бы... Ужин уже полчаса как сохнет на плите, — поднялась Мишь, Ивонна вышла следом за ней на кухню.
Мариан прошелся по комнате, вернулся к своему прежнему месту у столика.
— Что же вы со мной делаете, пан профессор? — тихо и очень ласково проговорил он.
Крчма откинулся на спинку кресла так, что оно затрещало.
— Ага, ты не хочешь, чтоб Ивонна жила у вас, так?
— Да почему? Только...
— Что — «только»?
— Моника мешает. Иногда по вечерам мне надо работать...
— Квартира твоя, Мариан, и вмешиваться я не хочу. Но... пока тебя не было, Моника играла тут со своей куклой, лепетала что-то, как всякий ребенок. А пришел ты — она ушла в свою комнату и сидит там тихо, как мышонок. Я бы сказал, мамаша отлично вымуштровала ее. И ребенок тебя боится.
Мариан хмуро курил, непривычно коротко затягиваясь,
— Скажем честно, Мариан: ты ведь тоже опасаешься женщины, вернувшейся с Запада...
— Хорошо, скажем честно, пан профессор: я несу известную ответственность за свое положение в институте.
— И за свою карьеру.
— Если хотите — и за карьеру. Несколько лет назад у меня уже были неприятности в связи с этой несчастной Надей Хорватовой, причем не только из-за ее трагического конца, но и, так сказать, из-за ее социального происхождения. И если б не ваша помощь тогда...
— Ивонна вернулась по собственной воле, Мариан. Разве что она в самом деле красавица-шпионка, как она сейчас изящно намекнула...
Мариан не сдержался, забарабанил пальцами по столу. Его раздраженный вид говорил: «Ваша насмешливость, пан профессор, знаете ли, чересчур!» Вообще, что дает этому человеку право лезть в мою душу со своими нравоучениями? Сколько же лет еще мне выплачивать ему долг таким вот способом?
Прежде чем он собрался ответить, вошла Ивонна накрывать на стол.
Сели ужинать. Моника то и дело поднимала на хозяина дома свои большие темные глаза. Ела она чинно, пользуясь вилкой и ножом, и только разок выбежала из-за стола покормить с ложечки куклу Долли.
— Предложил бы я тебе пожить у нас, Ивонна, пока найдется что-нибудь подходящее, — сказал Крчма, уже W прощаясь.
— Господи, это почему? — удивилась Мишь, невольно глянув на Мариана.
— Моника пойдет в школу. От нас до школы полтораста метров, отсюда же чуть ли не километр, да через три перекрестка с оживленным движением. Я-то с тобою ужился бы, вопрос только в том, уживешься ли ты с моей женой — лучше сказать об этом прямо.
— Не уживется — и думать не смей, Ивонна! Я как-то попробовала, да простит мне пан профессор!
— Обдумай это, девочка. Коли рискнешь, переселяйся когда угодно, моя спальня в вашем с Моникой распоряжении, а я отлично могу устроиться в кабинете. Да, кстати, еще одно: разыскивал я тебя тут в гостинице, где ты остановилась по приезде, но мне сказали — ты уже выехала. И вот, болтая со служащими, я и подумал — спрос не беда— и гак это к слову спросил, не подойдешь ли ты им в качестве дежурной, ведь ты в совершенстве владеешь двумя иностранными языками, да еще немного французским — большему я тебя при твоей лени выучить не сумел. И представь: просили передать тебе, чтоб пришла договариваться, мол, внешность у тебя для такой работы — высший класс, это они помнят, а чго касается твоего curriculum vitae1 за последние десять лет, то для гостиничных работников в этих вопросах — несколько иные параметры.
— Но это же здорово, пан профессор! — Ивонна, ликуя, влепила ему поцелуй в щеку.
— Я сказал — место дежурной, но отнюдь не барменши, чтоб не было недоразумений.
— Я сравнительно неплохо понимаю по-чешски! Скажите только, вот у вас было такое известие для меня — отчего вы сразу не выложили?
— А ты с ходу обругала меня, я и слова не успел вымолвить. И потом— к чему спешить? «Всякое поспеша-ние токмо скотам подобает»,— говаривал Ян Амос Коменский. Нет, добрые люди никогда не выкладывают хорошую весть сразу — это всегда успеется. Только от дурных вестей слабый человек спешит избавиться поскорее, эгоистично и малодушно стремясь облегчить свою душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48