Вышли вместе, но духом Мишь была уже дома, сидела над следующим своим сценарием. Недавний успех на республиканском конкурсе любительских фильмов — отличная инъекция вдохновения, захотелось работать дальше. Думала ли Мишь, что ее растяпа Мартинек с первого же раза получит вторую премию за кукольные фильмы? Правда, когда после всех ретушировок и исправлений Мишь прокрутила фильм для Ивонны, эта повидавшая мир подруга местами хохотала до упаду, даже больше, чем Моника, хотя давно была знакома с некоторыми трюками — ведь они возникали отчасти с ее помощью. Это был добрый знак, но Мишь боялась сглазить дело, питая слишком уж дерзкую надежду.
Если б добавить еще специально написанную для фильма музыку и звуковые эффекты, а не один лишь аккомпанемент Пирковой скрипочки, записанный на магнитофон, Мартинек мог бы огрести даже первую премию! Так сказала Ивонна, а она в этом разбирается: малости не хватило, чтоб она сделалась американской кинозвездой, и на ленты с ее участием мы все простаивали бы в длинных очередях у кинотеатра «Светозор». (Впрочем, ирония и ехидство тут вовсе не к месту — в свободное время Ивонна бескорыстно помогала Мартинеку рождаться на свет!)
— А славно сегодня игралось, — с довольным видом сказала Мишь своей коллеге по детской Талии. — Когда в зале сидит тот мальчишечка, который всегда хохочет как сумасшедший и кричит: «Берегись, разбойник сзади!» — и другим детям интереснее. Этого малыша надо бы пускать бесплатно, более того, ему еще приплачивать следует!
— Примерно как и нам,—с горечью улыбнулась дипломированная служительница Талии. — Из-за этих телевизоров дети утратили индивидуальную фантазию, им нужна атмосфера коллективного восприятия, а если нет, то какой-нибудь заводила, который будоражил бы их воображение.
— Тем не менее мне хотелось бы познакомиться с этим заводилой, — сказала Мишь.
— Да вон он, кажется, — коллега указала на мальчика, который, выходя из раздевалки, упорно дергал за рукав абсолютно безучастного отца.
Редко встречающаяся стрижка ежиком у этого отца показалась Миши знакомой... Да это же один из ее прежних товарищей по медицинскому институту!
Он тоже узнал Мишь, несколько слов признательности за ее самоотверженный труд на радость детям, и потом:
— ...А что поделывает Мариан?
— Он уже больше полугода работает в Денвере, в тамошнем Институте гематологии.
— Вот совпадение — туда как раз поехала сослуживица моей жены, некая Люция Хароусова, знать бы заранее, могла бы ты послать через нее Мариану свежие пирожки!
У Миши екнуло сердце.
— Это... дочь того академика?
Знакомый кивнул:
— Говорят, папочка устроил ей там стажировку, что ли.
— ...Папа, а Кашпарек-то... Кашпарек спрятался от волшебника в колодец, ну папа! — все дергал отца за рукав маленький зритель — до Миши только сейчас дошло, что он повторяет одну и ту же фразу уже в третий раз. Удивительно, как дети по-своему преображают действие — ведь ничего такого в спектакле не было...
Стажировка... И как раз в Денвер...
— Да перестань ты меня дергать, поздоровайся с тетей и скажи, как тебя зовут!
— Добрый день. Я — Йозеф.
— Добрый день, Йозеф. А я — Кашпарек.
Миши страшно хотелось заинтересовать Йозефа, поболтать с ним, чтобы не слышать больше имени Люции Ха-роусовой. Но малыш, надувшись, отвернулся от нее. Весь его вид говорил, что с человеком, который ходит в старшую группу детсада, негоже позволять себе подобную мистификацию!
— Ну пока, вон мой трамвай!
Мишь вскочила в первый попавшийся — даже на номер не посмотрела.
Мариан и Люция. Пять тысяч километров, они изолированы ото всех надежным сознанием, что между ними и домом — океан. Не достигнешь, не настигнешь. И никакого риска, никаких случайных злорадных свидетелей. Только болван поверит, что Люция работает не там же, где Мариан...
Так вот зачем он продлил свое пребывание в Денвере еще на полгода. Или знал заранее, давно обо всем договорился?
Это — конец. Только чудо еще может вернуть все к прежнему, хорошему... Но было ли это прежнее когда-либо вполне хорошим?.. Быть хорошим партнером в браке — значит, вероятно, признавать достоинства другого в мире его интересов, отличных от твоих. Но разве Мариана занимало что-либо иное, кроме ограниченного мира его науки? Кризис брака, пожалуй, не преодолеешь одной доброй волей, если нет постоянной готовности увидеть вещи другими глазами. (Умела ли я смотреть глазами Мариана? Ведь я почти и не знала его взглядов. Дружим с первого класса. А я до сих пор понятия не имею, рядом с каким человеком жила... Прошедшее время этого глагола вдруг поразило ее.). Способность вовремя уступить требует известной доли скромности. «Христианская скромность — ошибка, которую не может себе позволить ученый, — сказал как-то Мариан. — Чего бы он добился, если б начал сомневаться в превосходстве собственного интеллекта?»
Много хорошего привил ему Крчма, хотя в последние годы Мариан и не любит этого признавать; и много нужного для своей специальности он, безусловно, перенял от Мерварта — кроме одного: скромности, которая отличает людей с широким взглядом на жизнь.
Крчма приглашает иногда одинокую Мишь на свои музыкальные вечера. Иногда она встречается там с таким же непостоянным слушателем — Мервартом. А тот однажды сказал, что в научном мире очень мало энтузиастов науки как таковой; ученых гораздо больше занимает собственное преуспеяние. Мало людей, которых не отпугивал бы неуспех и не подкупал бы успех; мало кто из них в состоянии понять, что неуспех — лучший стимул прогресса, на них лежит ответственность не только перед собственными научными амбициями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48