Амери вскрикнула, а Уве грязно выругался, увидев, что кузнец очутился один на один с горгоной. Вместо волос рука пакистанца сжимала шипящих, извивающихся гадюк, что отходили от скальпа Зигмунда. Тоненькие ядовитые жала вонзились в руку кузнеца, посылая отравленные стрелы по кровеносным сосудам прямо к сердцу.
— Прекрати, я сказал! — взревел кузнец и, покрепче стиснув пальцы вокруг затупленного наконечника копья, вонзил его в мягкую ложбинку на горле чудовища.
Горгона испустила булькающий хрип и обмякла. Халид отпрыгнул и выронил железяку. С глухим стуком она ударилась об землю и осталась лежать близ мертвого тела, снова изменившего очертания. Амери и трое мужчин уставились на хрупкое существо весом, наверное, не больше тридцати килограммов. Маленькие острые соски выдавали в нем особь женского пола. Лысый конусообразный череп был приплюснут над глазами. На лице там, где должен был быть нос, зияло отверстие, а на массивной нижней челюсти виднелись редкие торчащие в разные стороны зубы. По сравнению с раздутым, как шар, туловищем конечности казались тоньше, чем у паука; левая передняя лапа отсутствовала.
— Это же… фирвулаг! — выдохнула Амери.
— Ревун, — поправил Бурке. — Некоторые биологи считают их мутантами фирвулагов. Каждый имеет свое, не похожее на других, обличье. Но все они до жути уродливы.
— Понятно, что было у нее на уме! — раздался голос Халида, дрожащий от ужаса и досады. Он ощупал руку: как ни странно, она оказалась целой и невредимой. — Увидала, как мы порешили ее приятеля, и решила выяснить, что это за диковинное оружие. Для того, должно быть, подкралась к Зигмунду, который замыкал колонну, и… заняла его место. А руку себе отсекла, чтобы ее не заставили нести железо.
— Но прежде ревуны не рядились в людей! — воскликнул Уве. — Зачем же теперь…
— Взгляните на нее — одета в лохмотья, — заметила Амери и наклонилась, чтобы в свете из дверного проема получше рассмотреть карликовое тельце.
Один из грубо выделанных кожаных башмаков свалился в пылу схватки, обнажив ступню — крохотную, но безупречной формы и гладкую, как у ребенка. На пятке натерта трогательная мозоль: верно, малышке было нелегко поспевать за быстроногими людьми.
Монахиня надела убитой башмак, расправила ножки-тростинки, закрыла остекленевшие глаза.
— По всему видать, бедная. Может быть, надеялась обнаружить ценную информацию и выгодно ее продать.
— Кому? Нормальным фирвулагам? — предположил Бурке.
— Или тану. — Монахиня выпрямилась, отряхнула полы белой сутаны.
— Другие тоже могли видеть нас у плавильни, — проговорил Халид. — Если эта превратилась в человека, то как мы можем быть уверены, что другие…
Бурке поднял наконечник, схватил руку кузнеца и провел грубым металлом по коже. Из царапины выступило несколько капель темной крови.
— Ты, по крайней мере, человек. Пойду испытаю остальную команду. Позже придумаем что-нибудь менее жестокое. Иголкой, что ль, будем колоть.
Он захромал обратно к бане. Уве и Халид втащили драгоценные мешки в увитый розами домик и вернулись к Амери. Она все еще стояла над трупом и прижимала к себе мурлыкающую кошку.
— Что с ней делать, сестра? — спросил Халид, кивая на труп ревунши.
Амери вздохнула.
— У меня есть большая корзина. Отнесите ее в лесной домик. Боюсь, завтра мне придется ее расчленить.
Пока члены руководящего комитета ожидали вождя Бурке, трактирщица угостила всех новым напитком.
— Мы взяли мерзкое сырое вино Перкина и настояли его на лесных цветах.
Все пригубили.
— Как вкусно, Мариалена! — похвалила Амери.
Уве что-то сказал вполголоса по-немецки.
— Знаешь, что ты сделала, женщина? Ты вновь изобрела пунш!
— Точно, точно! — подхватил старик Каваи. Ему было всего восемьдесят шесть, но поскольку он принципиально отказался от «омоложения, то был похож на развернутую мумию. — Очень освежает, дорогая. Вот бы нам еще выгнать хорошее сакэ…
Дверь коттеджа распахнулась, и вошел Луговой Жаворонок Бурке. Члены комитета хранили молчание, пока вождь краснокожих не усмехнулся.
— Все кошерные. Я проверил не только плавильщиков, но и остальных в бане.
— Слава тебе, Господи! — перекрестился Уве. — У меня мороз шел по коже от мысли, что в наши ряды затесались дьяволы! — Он замахал руками, словно хозяин заведения, обнаруживший, что один из его надежных поставщиков подделывает счета.
— Уве прав, — сказал вождь. — До сих пор ни у ревунов, ни у фирвулагов не было причин заниматься такой подтасовкой. Но теперь, когда близится час нападения и у нас есть, возможно, уже не столь секретное оружие, мы должны быть начеку. Будем проверять каждого добровольца и всех участников мало-мальски важных сходок.
— Это моя забота, — заявил Уве Гульденцопф, ведавший у первобытных службой безопасности. — Мне бы несколько иголок, Халид!
— Завтра первым делом откуем.
Комитетчики уселись за стол.
— Так, прошу всех быть краткими, а то бедный Халид с ног валится. Заседание руководящего комитета объявляю открытым. На повестке все те же вопросы. Начнем со строительства. Тебе слово, Филимон.
— Лагерь на Рейне построен, — сообщил архитектор. — Через два-три дня будет закончен главный павильон, потом я переброшу ребят на гостиницу здесь, у каньона.
— Хорошо, — кивнул вождь. — Ванда Йо, что сделано для обеспечения скрытности передвижений?
Пышноволосая женщина с лицом мадонны и. голосом армейского сержанта живо откликнулась:
— Проложена невидимая с воздуха тропа от каньона до театра военных действий длиной в сто шесть километров. Наведены гати на сучьем болоте — работенка, не позавидуешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161