– Но быть может, несмотря ни на что, ты все же любила своего господина и поэтому хочешь вернуться?
– Я? Любила? – глаза девушки злобно сверкнули, щеки вспыхнули. – Я удушила бы его собственными руками, выпила бы, высосала по капле кровь из его поганых жил!..
Но я по-прежнему не понимала.
– Может быть, все дело в том русском юноше, который здесь недавно появился, – осторожно заметила я.
Она посмотрела на меня настороженно, затем обменялась быстрыми взглядами с Сафией. Та повела глазами, показывая Катерине, что со мной можно быть откровенной.
– Вы о Константине, стало быть, знаете, – спокойно сказала Катерина. – Нет, не в нем дело. Просто если я не вернусь, я умру здесь. Здесь все чужое.
– Кто та женщина, которую сопровождает русский? – спросила я.
– Не знаю, – Катерина вздохнула. – Я не понимаю ее языка. Константин понимает, но не говорит мне. Она очень больна. Ваш сын, должно быть, знает, кто она. Он говорил с ней.
Что же это все значит? Почему здесь замешан Брюс? Не связано ли все это каким-то образом с королевой Франции? Что ж, я расспрошу его. Но тут мысли мои обратились к другим предметам.
– «Катерина» и «Константин», – это ведь греческие имена? – спросила я девушку.
– Нет, русские.
– Что же они означают по-русски?
– Ничего. Разве имена могут что-то значить? Имена – это имена. Младенца приносят в церковь, и поп дает ему имя того Святого, который приходится на день крещения.
– А такие имена ты знаешь: «Андреас», «Николаос»?
– Знаю, знаю, – она чуть подалась вперед и оперлась кулачками о колени. – Только вы неверно говорите. Надо – «Андрей», «Николай».
Я вспомнила, что наставником Николаоса и Чоки был некий московит Михаил, сын Козмаса.
– И имя «Козмас» есть у русских?
– Вы знаете много русских имен. Только выговариваете все неверно. Надо – «Кузьма», – она горестно вздохнула. – Это имя моего отца.
– А «Михаил»? Лицо ее омрачилось.
– И это русское имя. Так звали моего господина. Боярин Михаил Турчанинов.
Мне не хотелось, чтобы она вновь вспоминала обо всем том страшном, что пережила с этим человеком. Я поспешила отвлечь ее.
– А почему вас, русских, называют «московитами»?
– Наверное, потому что столица нашего царства – большой город Москва. У моего господина там дом. – Она вдруг подняла руку, согнутую в локте, сложила пальцы щепотью и перекрестилась.
Я видела, как крестились Николаос и греческий священник. Было очень похоже.
– Ваша вера – греческая? – спросила я. – Потому и имена у вас греческие?
– Нет, – она посмотрела на меня своими ясными глазами. – Наша вера – русская и имена у нас – русские.
– Но ваши святые – греки?
– Нет, – она заговорила мягко и видно искренне желала просветить меня. – К нам веру принес Святой Андрей, апостол Христа. Мы – первые христиане.
Она говорила по-прежнему мягко, но уже с гордостью.
– Однако сам апостол, судя по его имени, был греком, – попыталась возразить я.
– Но ведь это русское имя. Я уже сказала вам, – ответила она с прежней мягкостью и терпением.
– Значит, он был русским?
– Да, как может быть иначе!
– Так. А кем же был Христос? – вырвалось у меня.
– Сыном и посланником Божиим, – кротко отвечала она и снова перекрестилась.
Это, конечно, был чудесный ответ, и можно было дальше не спрашивать. Сафия с легкой улыбкой следила за нашим богословским диспутом.
Уже тогда начал для меня проясняться странный и удивительный характер русских. Во-первых, их вера в нелепости и в свое первенство неколебима. Во-вторых, они способны упорно и даже с каким-то злым и тупым упорством твердить, что белое – это черное. И самое интересное, что в конце концов каким-то непостижимым образом окажутся правы. И в-третьих, им безразличны страдания конкретного человека, будь-то даже собственные страдания, ибо в сравнении с понятием их о русском святом православном царстве эти страдания – ничто. И вот именно поэтому я утверждаю, что русские – великий народ и когда-нибудь силой, нет, не своего оружия или своего множества, но силой своего бесправия и твердостью своей веры в свое первенство, они завоюют если и не весь мир, то, во всяком случае, значительную его часть.
Глава сто восемьдесят четвертая
Я отправилась в комнаты, которые занимал Брюс. Мне было позволено ходить на мужскую половину дома.
Брюс обрадовался моему приходу. Он выглядел здоровым, веселым и оживленным. Он извинился передо мной за то, что в последнее время мы так редко виделись.
– У меня много дел, мама. Но скоро мы отплываем.
– Брюс, – начала я, – кое-кто в этом доме рассказал мне кое о чем. Я мало знаю здешние порядки, но я уверена, что ты никого не выдашь.
– Не может быть сомнения! Но о чем, собственно, идет речь. Это дом моего друга, здесь мы в полной безопасности.
– Я верю. И в твои дела я мешаться вовсе не хочу. Но все же прости мне мое естественное женское любопытство. Кто эта женщина, которую привезли недавно? И что за русский юноша сопровождает ее? Вероятно, все это так или иначе связано с твоей любовью к французской королеве. Но ты должен быть очень осторожен. Я не хочу потерять тебя. Ты мой первенец, мой старший сын.
Брюс обнял меня за плечи и легонько встряхнул.
– Мама, ты такая хрупкая. И почему ты решила, что все на свете связано с моей любовью к Анне? Успокойся, не о том речь. И никакая опасность мне не грозит. А если я что-то и скрываю от тебя, то, откровенно говоря, это потому, что я боюсь за тебя.
– Но при чем же здесь я? Не понимаю.
– Просто мне известен твой отчаянный характер, твоя жажда познавать и видеть новое.
– Брюс, дорогой, ты только разжигаешь мое любопытство. Если уж я узнала что-то, значит, не успокоюсь, пока не узнаю все!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144