Сердце в груди стучало, как маятник, широко открытый рот жадно ловил воздух, к горлу подступала тошнота, а какой-то далекий настойчивый голос тихо, но упрямо бубнил где-то в уголке сознания: ты должен встать, ты должен встать.
И вдруг до меня дошло. Я же лежал на дне трюма, а огромные контейнеры продолжали скользить и сталкиваться вокруг меня, влекомые качкой "Кампари".
Встав на колени, порылся в кармане, нашел фонарик Марстона и зажег его. Он все еще работал. Луч упал на Каррераса, и я успел только заметить, что его рубашка залита кровью, прежде чем невольно отвел фонарь. Меня едва не стошнило.
Сьюзен лежала на боку около перегородки. Глаза ее, потускневшие от страха и боли, были открыты.
- Кончено дело, - я с трудом узнал свой голос. - Теперь все, - она кивнула и попыталась улыбнуться. - Вам нельзя здесь оставаться, - продолжал я. - Быстро на ту сторону!
Я встал, подхватил ее под руки и приподнял. Она не сопротивлялась, но неожиданно вскрикнула и обмякла у меня в руках. Но я не дал ей упасть, перенес через перегородку и мягко положил на другой стороне. Она лежала там в луче моего фонаря, на боку, раскинув руки. Левая рука ниже локтя изогнулась под немыслимым углом. Сломана, вне всякого сомнения. Сломана. Когда они с Каррерасом перевалились через перегородку, она, должно быть, оказалась внизу. На руку ее обрушился груз двух падающих тел, и она не выдержала. Тут я ничего поделать не мог. Во всяком случае, сейчас. Я переключился на Тони Каррераса.
Оставлять его там нельзя. Это я понимал прекрасно. Когда Мигель Каррерас узнает об исчезновении сына, он велит обшарить весь "Кампари". Мне необходимо было от него избавиться, но в трюме этого не сделать. Существовало единственное место, где я мог надежно, безвозвратно и без малейшего риска спрятать тело Тони Каррераса - море.
Он весил, по меньшей мере, килограммов восемьдесят. Узкая вертикальная железная лестница была, по меньшей мере, в тридцать футов высотой; я ослаб от потери крови и просто от физического перенапряжения, у меня в наличии имелась всего одна путевая нога, так что я даже не осмеливался и подумать об этой возможности. Если бы только подумал, абсолютная невозможность предстоящего стала бы мне ясна еще перед началом дела.
Подтащив его к трапу, подхватил под мышки и невероятным напряжением сил, дюйм за дюймом, сумел поднять до тех пор, пока его плечи и свисающая набок голова не оказались на одном уровне с моими. Затем резко нагнулся, взвалил его на спину и начал взбираться.
Впервые в эту ночь раскачивающийся "Кампари" стал мне союзником. Когда корабль нырял носом во впадину, кренясь на правый борт, лестница отклонялась от меня градусов на пятнадцать, и я торопливо делал пару бросков вверх. Когда же "Кампари" переваливался на другой борт и лестница нависала надо мной, я мертвой хваткой вцеплялся в нее, ожидая момента для нового броска. Дважды Каррерас едва не соскальзывал у меня со спины, дважды приходилось спускаться на ступеньку в поисках утерянного равновесия. Левую ногу я совсем не использовал, вся нагрузка ложилась на правую. Временами казалось, что мускулы вот-вот лопнут, но постоянная боль в раненой ноге была еще нестерпимей, так что я продолжал лезть. Лез до тех пор, пока не добрался до верха. Еще бы пяток ступенек, и я не выдержал бы.
Перебросив тело через комингс, вылез сам, сел на палубу и сидел, пока пульс стал не чаще двух раз в секунду. После зловония тесного трюма прекрасно ощущать на лице порывы свежего морского ветра и струи дождя. Я зажег фонарик, на всякий случай прикрыв луч света рукой, хотя, конечно, вероятность нахождения кого-нибудь на палубе в такую погоду была ничтожной, и принялся шарить по его карманам, пока не нашел ключа с биркой: "Лазарет". После этого взял Каррераса за воротник и потащил к борту. Через минуту я снова был уже на дне трюма, нашел пистолет Каррераса, сунул его в карман и посмотрел на Сьюзен. Она по-прежнему была без сознания, но это могло только облегчить задачу поднять ее вверх по трапу. Со сломанной рукой сама она лезть не могла, а если она придет в себя, всю обратную дорогу ее будет терзать страшная боль. И все равно она снова потеряет сознание.
После упражнения с телом Каррераса поднять на палубу Сьюзен Бересфорд оказалось сравнительно легко. Я осторожно положил ее на мокрую палубу, поставил на место батенсы и натянул брезент. Я как раз заканчивал, когда скорее почувствовал, чем услышал, что она ворочается.
- Не двигайтесь, - тут же скомандовал я. На верхней палубе мне сразу пришлось повысить голос до крика, чтобы быть услышанным за ревом бури. У вас сломано предплечье.
- Да, - без удивления, совершенно без удивления. - Тони Каррерас? Вы оставили его...
- Все кончено. Я сказал вам уже, что все кончено.
- Где он?
- За бортом.
- За бортом? - голос ее опять задрожал, и мне это понравилось больше, чем ее странное спокойствие. - Как ему удалось...
- Я пырял его неизвестно сколько раз... Вы что, думаете он самостоятельно поднялся, забрался по лестнице и прыгнул? Простите, Сьюзен. Не знаю, что говорю. Похоже, что я тронулся рассудком. Пошли, старому доктору Марстону давно пора заняться вами.
Я сложил ей руки так, что сломанная рука лежала на здоровой, помог встать и крепко ухватил за здоровую РУКУ, удерживая ее на качающейся палубе. Слепой - поводырь слепого.
Когда мы добрались до первой надстройки, я усадил ее там в некоем подобии укрытия, а сам зашел в кладовку боцмана. Для того, чтобы найти искомое, мне понадобилось всего несколько секунд: два мотка нейлонового троса я бросил в брезентовую сумку, а пеньковый конец потолще повесил на шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88