Прямо надо мной находилась радиорубка. Я выдернул вилку, намотал провод на наушники и погасил фонарик.
Уайт пребывал в том же состоянии, в каком я его оставил, вибрируя, как камертон. Я открыл ящик и положил обратно ключ, отвертку и фонарик. Наушники оставил у себя. И пистолет тоже.
Когда вернулся в гостиную, публика была уже на стадии третьего коктейля. Чтобы это определить, мне не пришлось считать пустые бутылки. Смех, оживленный разговор, усилившийся шум позволяли вычислить номер стакана с полной достоверностью. Капитан Буллен по-прежнему болтал с Серданом. Длинная сиделка по-прежнему вязала, короткая держала свеженаполненный стакан. Томми Вильсон сидел у стойки. Я потер рукой щеку, и он вынул изо рта и потушил сигарету. Я видел, как он сказал что-то сидевшим рядом Мигелю и Тони Каррерасам - конечно, в этом гаме на расстоянии двадцати футов не было слышно ни слова. Тони Каррераса, судя по движению бровей, это и позабавило, и озадачило.
Я присоединился к капитану Буллену и Сердану. Длинные речи мне не принесли бы толку, а говорить с подобными людьми намеками мог только дурак, ни в грош не ставящий собственную жизнь.
- Добрый вечер, мистер Сердан, - сказал я, вытащил левую руку из кармана и бросил ему наушники на покрытые пледом колени. - Узнаете?
Глаза Сердана широко раскрылись, и вдруг он резко рванулся вперед и вбок, как будто хотел освободить так досаждавшее ему кресло. Но старый Буллен этого ждал и оказался проворней. В свой удар он вложил всю накопившуюся в нем за последние сутки ярость и боль. Сердан перекинулся через ручку кресла и тяжело рухнул на ковер.
Я не видел, как он упал, только слышал звук падения. Я сам едва успевал оглядываться. Сиделка со стаканом шерри, изогнувшись как кошка, выплеснула его содержимое мне в лицо в тот же момент, как Буллен врезал Сердану. Я бросился в сторону и, падая, увидел, что длинная сиделка отбросила свое вязанье и запустила правую руку в плетеную сумку.
Правой рукой я ухитрился выхватить кольт еще прежде, чем коснулся палубы, и дважды нажал на спусковой крючок. Тут же правым плечом врезался в ковер и так и не понял, куда попали мои пули, да и мало меня это заботило в то мгновение, когда пронзительная боль от шеи прошла по всему телу. Потом голова моя прояснилась, и я увидел, что высокая сиделка стоит. Не просто стоит, а поднялась на цыпочки, резко наклонив вперед голову и плечи и прижав к животу побелевшие руки. Затем она качнулась вперед и ужасно медленно, как в замедленной съемке, повалилась на Сердана. Вторая сиделка не двинулась с места. Кольт Буллена повис в шести дюймах от ее лица, палец побелел на спусковом крючке. Сомнительно, чтобы у нее могло возникнуть желание пошевелиться.
В замкнутом пространстве комнаты грохот моего крупнокалиберного пистолета долго не смолкал до боли оглушительным эхом, отраженным металлическими переборками, но наконец затих. Воцарилась в полном смысле слова гробовая тишина, которую нарушил голос, с легким шотландским акцентом сказавший ласково:
- Не двигайтесь оба. Стреляю без предупреждения. Каррерасы, старший и младший, стоявшие раньше спиной к стойке, теперь обернулись к ней вполоборота и таращили глаза на кольт в руке Макдональда. Мигель Каррерас неузнаваемо изменился в лице. Под маской уравновешенного, лощеного, преуспевающего бизнесмена скрывалось нечто весьма уродливое. Правая его рука, после того как он повернулся, легла на стойку рядом с тяжелым хрустальным графином. Арчи Макдональд в этот вечер не нацепил на грудь своих регалий, так что Каррерасу неоткуда было узнать о длинном и кровавом послужном списке боцмана. Иначе он ни за что не стал бы пытаться швырнуть графин в голову Макдональда. Реакция Каррераса была столь быстрой, движение столь неожиданным, что против любого другого его попытка могла увенчаться успехом. Но не против Макдональда. Каррерас не успел даже поднять графин со стойки, а долю секунды спустя уже рассматривал окровавленную мешанину мяса и раздробленных костей, которая только что была его ладонью.
Второй раз за несколько секунд комнату сотряс громовой раскат выстрела крупнокалиберного пистолета, на этот раз расцвеченный затейливой мелодией бьющегося и разлетающегося стекла, и снова раздался чуть виноватый голос Макдональда:
- Мне следовало вас убить, но я страсть как люблю читать о процессах над убийцами. Мы сбережем вас для палача, мистер Каррерас.
Я поднимался на ноги, когда начался крик. Комнату заполнил отвратительный резкий звук. Какая-то женщина подхватила. Эта визжала непрерывно, как свистит мчащийся экспресс, на пути которого возникла корова. Сцена была готова для массовой истерики.
- Прекратите визг! - прорычал я. - Слышите вы? Прекратить немедленно! Все уже кончилось.
Визг прекратился. Снова тишина, мрачная, неестественная тишина, которая была немногим лучше предшествовавшего ей содома. И тут ко мне двинулся Бересфорд, бледный, запинаясь, бормоча что-то неслышное. Его трудно было упрекнуть. В его налаженном, удобном мире вряд ли гостям часто предлагались подобные развлечения.
- Вы убили ее. Картер, - наконец вымолвил он. Голос его охрип и исказился до неузнаваемости. - Вы убили ее. Я это видел. Мы все это видели. Беззащитную женщину, - он взглянул мне в глаза. Лицо его, откровенно говоря, не выражало особого желания снова предлагать мне работу. - Вы совершили убийство!
- Какую, к черту, женщину! - свирепо гаркнул я, наклонился, сдернул с сиделки шляпу, потом безжалостно содрал приклеенный парик и обнажил по-мужски коротко стриженные темные волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88