В конце концов Агнар и Бьярки приплыли на небольшой остров и, согласно обычаю, воткнули в землю деревянные вешки, обозначив рубежи, где им предстояло сражаться. Берсерк, получивший вызов, должен был нанести первый удар. Его меч, прозванный Хукинг, обрушился на шлем противника и разрубил заклепки. Послышался лязг металла. Клинок застрял в железе, едва задев голову Бьярки, и кровь хлынула из-под пластины, прикрывавшей переносицу. Прежде чем берсерк успел вытащить свой меч, норвежец резко занес волшебный клинок, взявши рукоять его обеими руками и поставив ногу на кочку, чтоб придать удару большую силу — и меч Луви поверг врага наземь.
Много позже Будвар-Бьярки сложил такие висы:
Истинно дик был кабан, коего я одолел.
Насмерть его поразил длинный мой Луви-клинок.
Слава — теперь мой удел, ибо я наземь поверг
сына Ингьяльда. Вовек нашим почет именам!
Поднял он Хукинг — свой меч — и опустил на мой шлем:
вражий не ранил клинок — туп был у Агнара клык.
Если б не хрупкая сталь — был бы смертелен удар!
Мой же неистовый меч перерубил его стан:
правую руку отсек, вышел под левым бедром,
вырвал он сердце врага с корнем из гордой груди.
Истинно славная смерть! Истинно, Агнар-берсерк
отбыл в неведомый дом павших героев навек.
Долго отвага жила в этой разверстой груди -
долго был яростный смех слышен в сгущавшейся тьме.
Он, умирая, страдал телом и храброй душой,
ибо меня не сумел в честном бою одолеть,
но и сраженный он смог смерти смеяться в лицо.
Бьярки сделал все, чтобы у Агнара были достойные похороны. Но это не ослабило гнев остальных берсерков. Они подстерегли норвежца, когда он возвращался домой. Хьялти и Свипдаг были свидетелями короткой схватки, в которой еще два берсерка пали замертво, а все остальные были ранены.
За это коварное нападение конунг Хрольф объявил их вне закона. Берсерки ушли, выкрикивая проклятия и обещая отомстить. Но в отличие от тех, что были изгнаны из Упсалы, им, казалось, негде искать поддержки, настолько крепок был мир дома и велик благоговейный страх перед Хрольфом за пределами Дании. Все были согласны, что не только королевскому двору, но и всей стране будет лучше без них.
Скур позже стала женой Свипдага. Говорили, что она была вполне счастлива, несмотря на суровый нрав мужа.
На следующий год пришли добрые вести. Конунг Адильс умер. Он, как обычно, руководил весенними жертвоприношениями женским божествам, и, когда объезжал кровавые капища, лошадь под ним споткнулась. Поскольку теперь Адильс не мог уверенно держаться в седле, он упал и ударился головой о камень, да так, что череп лопнул и мозги брызнули наружу. Нельзя сказать, что неведомые боги, которым он служил, оказались слишком добры к Инглингам.
Шведы насыпали курган над могилой Адильса и провозгласили своим конунгом Эйстейна, его сына от наложницы. Новый конунг, да и весь народ, продолжали чтить королеву Ирсу — разве не она была матерью и сестрой великого властителя Дании? Она продолжала участвовать в управлении страной, и у нее оставалась своя сильная дружина. Ирса очень хотела посетить своего сына, но годы брали свое. Он, со своей стороны, считал неразумным навязывать свое общество новому господину Свитьод, ибо в таком посещении было бы больше превосходства, чем дружелюбия. Итак, Хрольф и Ирса постоянно откладывали свою встречу.
Единственное, что омрачало жизнь конунга Хрольфа: он перестал участвовать в жертвоприношениях.
— Один стал нашим врагом, — говаривал он. — Я никогда не любил вешать или топить беспомощных людей и всегда приносил в жертву богам только животных. А что до Адильса, то мне кажется, что убийства, которые он совершил, принесли ему немного пользы.
Поначалу, когда Хрольф перестал даже подходить к капищам, датчане начали было опасаться, что наступит голод или иное несчастье. Не однажды ему пришлось успокаивать народ на тингах в разных концах Дании. Но один добрый год следовал за другим; торговые связи крепли и множились, мир казался нерушимым.
Каждый мог делать то, что считал нужным. Кроме даров предкам и домовым, что хранили домашние очаги, Хрольф и его воины не приносили жертв Высшим Силам, полагаясь только на себя. Однако не все подданные были согласны со своим конунгом, а в особенности Хьёрвард из Оденсе, муж Хрольфовой сестры Скульд, прозванной Дитя Эльфов.
Годы, последовавшие за свадьбой, Хьёрвард и Скульд прожили, ничем не выделяясь среди других подданных Хрольфа. После того как Бьярки убил дракона, пожиравшего домашний скот, Хьёрвард стал особенно ревностно демонстрировать готовность служить своему повелителю. Несколько лет подряд он участвовал во всех походах в Ютландию и никогда не забывал вовремя прислать воинов, так же как и заплатить подать золотом и товаром. Совсем не так он заботился о своих владениях на севере острова Фюн. Будучи немного лентяем, он довольствовался тем, что имел, и мог бы закончить свои дни счастливо, если бы не Скульд, которая желала большего.
В конце концов лысеющий толстяк оказался под каблуком у своей черноволосой и стройной супруги, чьи глаза были похожи на изменчивые зеленоватые озера на заснеженной равнине. Из-за нее приговоры, которые он выносил своим подданным, отличались жестокостью. Вскоре бонды поняли, что им так же бессмысленно протестовать, как рабам, которыми владела Скульд. С теми, кто досаждал ей или ее мужу, как правило, приключалась какая-нибудь беда: болезнь, падеж скота, потрава урожая, пожары или что похуже. Она не скрывала своих занятий колдовством, хотя никто не осмеливался следить за ней, когда она в одиночестве уходила в леса или возвращалась с вересковых пустошей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102