Как только пламя осветило пещеру, она увидела охапку сена, покрытую шкурами, и еще теснее прижалась к своему возлюбленному.
— Ты должна уйти, — сказал он запинаясь, — это не место для тебя, ибо я бываю человеком только ночью, а на рассвете снова превращаюсь в зверя.
— Так недолго… и ни минуты больше… но, может быть, я могу ждать тебя здесь, мой любимый? — заплакала она тихо.
Бера прожила в горах несколько недель. Когда Бьёрн возвращался на закате, она вытирала слюну, капавшую с его морды, варила принесенные им ребра, бедро или окорок и ждала, когда медведь снова превратится в человека. Утром она расчесывала шкуру, что стала теперь его дневной одеждой, целовала ужасную голову и долго махала вслед, пока могла видеть Бьёрна в медвежьем обличье, ковыляющего вниз по склону. Остальное время она оставалась наедине с солнцем, облаками, дождем, ветром и небом. Немного вздремнув, собирала хворост и орехи на зиму, стараясь сделать пещеру похожей на человеческое жилье. Время от времени плакала, но чаще пела.
Впоследствии она не рассказывала ничего больше о своей жизни у горных вершин. Кто знает, может, и в самом деле медведь не бродил день и ночь среди людей в поисках добычи? Ездила ли она верхом на его загривке, ликуя, как та девчонка, которой она была в недавнем прошлом? Совершал ли он набеги на пчелиные улья, чтобы принести ей немного сот, переполненных медом, как и он сам был переполнен любовью к ней? Плела ли она венки, чтобы украсить ею голову?
Брал ли он ее с собой, когда отправлялся на поиски эльфов? Несомненно, судя по тому, что произошло дальше, Бьёрн должен был общаться с ними. Ведь он только наполовину принадлежал миру людей, а вторая половина его естества была прочно связана с Волшебным миром. Несомненно, такая жизнь должна была повлиять и на Беру, приблизить ее к духам лесов и гор. Смеялась ли она шалостям русалок, спасалась ли бегством, едва завидя водяного, разрезающего гладкую поверхность озера, залитого лунным светом? Сидела ли она у ног вертлявого гнома, что был хоть и стар, но крепок, как тот дуб у ее пещеры, слушала ли его загадки и рассказы о былом? Убегала ли она в страхе, заслышав, как сотрясается земля под ногами троллей? Доводилось ли ей слышать, как в ночном поднебесье павшие в битвах герои с гиканьем выезжают из Асгарда во главе с Одноглазым Копьеносцем на восьминогом жеребце?
Встречала ли она эльфов, этих высоких, сумрачных существ — хотя порой озорство и веселье переполняет их — что приходят из своих потайных дворцов с высокими крышами иди владений богов, которым они служат? Видела ли она, как эльфы танцуют в лунном свете вокруг священных камней, воздвигнутых в далекой древности — жуткие и прекрасные в роковой верности своему предназначению в этом мире. Одна из женщин этого племени любила подолгу беседовать с Бьёрном о былом и грядущем страны, называемой Данией. И после тех бесед Бьёрну нужна была вся радость, которую Бера могла ему дать. И Бера с Бьёрном любили друг друга, пока не приходил ненавистный рассвет.
Осенью из похода вернулся конунг Хринг, и хуторяне рассказали ему о том, что случилось с его сыном, или точнее, о том, что, как им казалось, случилось с королевичем. Услышав, что Бьёрн пропал, став, похоже, жертвой зверя, постоянно нападающего на королевские стада, старик в отчаянии закрыл лицо руками. Долго сидел он так, прежде чем сумел овладеть собой. Потом королева стала сильнее всех молить его собрать достаточно людей и охотничьих псов, чтоб затравить это чудовище и наконец избавить от него округу. Хринг посмотрел на нее искоса и сказал, что непременно так и сделает.
Однако перед всеми остальными он старался вести себя так, будто этот медведь не так уж и опасен. Хвит продолжала настаивать на своем, так же как и его друг Гуннар, чья дочь тоже пропала, так же как и многие другие: у кого-то близких задрал медведь, прочие просто боялись столкнуться с этим ужасным зверем. В конце концов Хвит язвительно заметила:
— Похоже, тебе недостанет мужества сохранить свои владения? Конечно, я и сама смогу позаботиться о них, ибо худая участь ожидает того правителя, что полагается в своих делах только на асов.
Хринг вздохнул и отвернулся от нее. На следующее утро он созвал охотников со всех уголков страны.
Несколько ночей спустя ложе зашуршало под Бьёрном, когда он проснулся и привлек Беру к себе. Она прильнула к нему, слушая стук его сердца, чувствуя запах сухого сена и шкур и его собственное, столь дорогое для нее тепло. В полутьме, сквозь завывания ветра она услышала его голос:
— Я видел сон. Завтрашний день станет днем моей гибели. Они обложат меня со всех сторон, чтобы убить.
Бера зарыдала. Он прервал ее рыдания поцелуями и продолжал все тем же глухим шепотом:
— Что поделать, в моей жизни было мало радости, разве что те минуты, когда мы были вместе, но теперь и это должно закончиться. Молчи! Я оставляю тебе золотое запястье с моей левой руки. Назавтра иди к конунгу и попроси его отдать тебе то, что будет у зверя ниже левого локтя. Он выполнит твою просьбу. Возможно, королева поймет, о чем ты просишь, и предложит тебе отведать медвежьего мяса. Ты не должна…
— Я не смогу!..
— Ты знаешь, что беременна от меня. У тебя родятся три сына, и эта еда может принести им большой вред, ибо королева — отвратительнейшая из колдуний.
Но ты отправляйся домой к своим родителям и там дай жизнь нашим детям. Больше других ты будешь любить одного из них, хотя трудновато будет тебе совладать с ними со всеми. Когда они перестанут слушаться тебя, приведи их в нашу пещеру. Там ты найдешь сундук с тремя замками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102