Шестимиллиметровый портативный, сверхскорострельный пистолет-пулемёт. Очень удобная вещь. Совершенно бесполезный в полевых условиях, «Гепард» был незаменим в ближнем бою, когда всё решает не точность прицела, а быстрота. На его стволе даже не было мушки. Самая короткая очередь выплёвывала не менее трети магазина на шестьдесят патронов. Пули разлетались плотным веером, и хотя бы две из них всегда находили цель.
За «Гепардом» последовал американский «Писмейкер», девятимиллиметровый пистолет с глушителем. «Писмейкер» имел солидную убойную силу и был незаменим в случаях, когда кого-то надо было убрать быстро, надёжно и не привлекая внимания излишним шумом.
Несколько гранат: осколочные с малым радиусом поражения, со слезоточивым газом, с наркотическим газом. К ним противогазовая маска; чтобы самому не заплакать или не заснуть.
Второй кофр был тяжелее. Там лежала австрийская снайперская винтовка с прекрасной просветлённой оптикой. Венцом всего была последняя новинка: русский автомат Калашникова с откидным прикладом. Рауль Солано уже успел по достоинству оценить это оружие. Я же высоко ценил его всегда. Но это было уже на самый крайний случай, если мне придётся держать оборону против всего воинства Сааведры и Суареша, вместе взятых.
За поясом у меня был «Валет» — десятизарядный пистолет калибра 7,62. Солано не расставался с ним, даже когда сидел в сортире. Остальное было мелочью: пакет пластиковой взрывчатки с дистанционными детонаторами, шприц-тюбики с различными снадобьями, пластмассовые самозатягивающиеся наручники и прочие предметы джентльменского набора специалиста из «Омеги».
Пока я приводил в порядок свой арсенал, «Генерал Грант» отвалил от пирса. На палубе было полно народу. Все последний раз смотрели на берега Испании: кто со слезами на глазах, а кто и со злорадной ухмылкой. Я несколько раз прошел вдоль борта от носа до кормы. Ни Суареша, ни Сааведры в толпе не было. Зато я засёк двух агентов Сааведры и одного Суареша. Они, как и я, незаметно, но внимательно изучали толпу на палубе.
Берег, между тем, удалился, и «Генерал Грант» вышел в открытое море. Внезапно с северо-востока донёсся характерный свистящий гул. Гул усиливался, и люди на палубе заметались в панике. Многие из них очень хорошо знали, что означает этот звук. Наперерез курса «Генерала Гранта» на малой высоте шли три двухмоторных реактивных бомбардировщика с подвешенными под фюзеляжами торпедами.
Заметив американский флаг и флаг Красного Креста, торпедоносцы вышли из атаки и прошли над пароходом. На плоскостях ярко блестели красные звёзды. «Ил-28», — определил я. Толпа на палубе проводила самолёты взглядами: кто-то со страхом, кто-то с ненавистью в глазах. Через несколько минут оттуда же, с северо-востока, вновь донёсся гул авиационных моторов. Самолётов на этот раз было больше. Но они, видимо, получив предупреждение, что атакуемое судно идёт под американским флагом; отвернули, не доходя до нас. На развороте я успел заметить характерные остроносые и слегка горбатые силуэты знаменитых советских штурмовиков. Атаки с воздуха прекратились, и по палубе пронёсся вздох облегчения. Впрочем, оставались ещё подводные лодки, эсминцы и крейсера. И, самое страшное, грозный линкор «Советский Союз» с его дальнобойными орудиями главного калибра. Хотя, его командир уже наверняка получил предостережение, что от берегов Испании идёт американский пароход. Но есть же и такие вояки, кто сначала стреляет, а потом разбирается. Особенно, по ночам.
Часа через полтора прозвучал сигнал, приглашающий к обеду. Обладатели каютных мест отправились в ресторан. Я занял место в углу, откуда просматривался весь зал. К своему удивлению в ресторане я обнаружил полковника Суареша. Он сидел через несколько столиков от меня и плотоядным взглядом «раздевал» молодую девушку, сидящую на вращающемся табурете у стойки бара.
Я проследил за его взглядом. Та ещё штучка! На первый взгляд ей было никак не больше двадцати лет, и она была явно не испанского происхождения. Стройная, длинноногая; серые глаза, тонкие, аристократические черты лица, обрамлённого медного цвета волосами, ниспадающими длинным водопадом до пояса. И одета она была так, как сейчас испанки одеваться избегают, чтобы не привлекать к себе внимания оккупантов. На девушке был сарафан из тонкой светло-коричневой кожи почти до колен. Сарафан полотно облегал фигуру до бёдер, а оттуда расходился, как лепестки колокольчика. Из-под сарафана выглядывал кружевной ворот и длинные рукава полупрозрачной нежно-кремового цвета блузки. Манжеты рукавов скрыты под обшлагами лайковых перчаток в тон сарафану. На длинных, красивых ногах остроносые кожаные сапожки высотой до колен, тоже в тон сарафану и перчаткам. Между сапожками и сарафаном видны ослепительно-белые чулки. На голове кокетливо заломленный берет из такого же, светло-коричневого, цвета замши. Красотка сидела весьма независимо и потягивала какой-то коктейль из высокого бокала.
— Кто такая? — тихо спросил я проходящего мимо официанта.
— Анита Рейнхарт, — шепотом ответил он.
— Немка?
— Нет, наша, из Иллинойса.
Понятно, американочка. Моё внимание отвлекли подсевшие за мой столик испанцы. Муж с женой лет около пятидесяти и молодая женщина двадцати пяти-тридцати лет в трауре. Я привстал:
— Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии.
— Антонио Лопес, обувной фабрикант, — он невесело усмехнулся и добавил, — Бывший. Мария Лопес, — представил он женщин, — моя супруга. Анна Рамирес, моя дочь. Увы, уже вдова, — добавил он со вздохом.
— Извините, синьор Лопес, а что заставляет вас, человека столь мирной профессии, бежать из Испании?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144