ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Что творилось там всё это время, можно только догадываться. Она любила водить яхту сама. При этом ей было абсолютно наплевать на все правила вождения и безопасности. Она считала, что все эти правила писаны не для неё. Командир линкора «Наполеон Бонапарт» поседел в несколько секунд, когда он, набирая субсветовую скорость перед выходом в подпространство, обнаружил прямо по курсу яхту Великой Герцогини, которая «срезала ему нос». За пультом управления сидела сама Елизавета. Она хохотала до слёз, когда линкор врубил аварийное торможение и чуть не рассыпался от перегрузки.
В числе антипатий Елизаветы были гомосексуализм и детективы. Достаточно было намекнуть на кого-то, что он «голубой», как герцогиня без особых разбирательств тут же подписывала смертный приговор. Её специальным указом из всех библиотек и торговых точек были изъяты и уничтожены все детективные произведения. За распространение такого рода изданий грозили каторжные работы на срок до двадцати лет. Герцогиня никогда не скупилась в этом плане.
Вот такой была Великая Герцогиня Елизавета Каллисто. Зная её нрав и привычки, я ожидал, что она на приёме императора появится в каком-нибудь экзотическом, экстравагантном виде, чтобы потом вся Империя долго обсуждала это событие. Но герцогиня вновь всех поразила. Рядом с императрицей Маргаритой Елизавета выглядела монашенкой. Все гадали: что же произошло с герцогиней? Однако, всё разрешилось просто. Скромненький «балахон» был надет на голое тело. Это обнаружилось, когда кончился протокольный обмен приветствиями и любезностями, и герцогиня, заняв место между императором и его супругой, повела их к своему трону. При этом она так резво повернулась, что полы «балахона» разошлись до нижней пуговицы. А пуговица эта было на уровне пояса. Все присутствующие имели возможность обозреть великолепные ноги Елизаветы, её лоно и нижнюю часть животика. Будет о чем посудачить в Галактике!
Весь остаток дня был посвящен официальной части и торжественному ужину. На другой день император с супругой и герцогиней в отдельном кабинете принимал командиров кораблей Ударного Флота. Дождавшись своей очереди, я вошел в кабине, отдал честь императору и отвесил придворные поклоны Маргарите и Елизавете. Император и Маргарита были во вчерашних одеяниях, только Маргарита сменила золотые перчатки на бежевые. Елизавета же переоделась полностью. На ней была невероятно коротенькое платьице из полупрозрачной блестящей голубоватой ткани, обтягивающей великолепные груди с яркими сосками, серебристые босоножки из двух широких ремешков и белые перчатки выше локтя. Герцогиня откровенно скучала и тосковала. Торжественный ужин затянулся почти до утра, и ей не удалось заняться любимым делом. Эти сутки были для неё потеряны, и она с нетерпением ожидала, когда закончатся официальные процедуры.
— Рад видеть вас, барон, в добром здравии и готовым к новым подвигам во славу Империи и Ордена! — произнёс император стандартную фразу и тотчас перешел к неприятной части разговора, — Барон, до меня дошли сведения, что вы пренебрегаете своим религиозным долгом. Я хорошо знаю вас и ценю как грамотного и отважного военачальника. Но за веру мало сражаться, веру надо почитать.
— Ваше императорское величество! — почтительно возразил я, — На борту моего крейсера действует церковь, и отец Евстафий регулярно проводит службы. На них я всегда присутствую, это фиксируется в бортовом журнале. Мне непонятно: откуда у вас появились такие сведения?
— Посещать службы, барон, — император перешел на мягкий, отческий тон, — может и еретик, и сектант. Можно находиться в церкви во время службы, а молиться при этом какому-нибудь идолу. Вы поняли, что я имею в виду? Истинно верующий больше заботится не о внешнем благочестии, отстаивая службы; истинно верующий заботится о спасении своей души, регулярно очищая её покаянием. Или вы, барон, считаете, что на вашей душе нет грехов, ваша душа чиста?
— Ваше императорское величество! У меня, как и у каждого солдата, на душе достаточно грехов, в том числе и тяжких. Но я регулярно исповедываюсь у отца Евстафия…
— Барон! — прервал меня император, — Офицеры вашего ранга могут исповедоваться у корабельных священников только в походных условиях. Когда вы находитесь на базе, ваши грехи должны отпускаться в храме. Когда вы последний раз были там на исповеди?
Вот оно что! Барон Пивень действительно избегал исповедей в базовом храме. Он прекрасно знал, что догмат о неразглашении тайны исповеди — это не более чем сказка для наивных простаков. Отцы-исповедники базового храма состояли штатными осведомителями службы безопасности Ордена. Все исповеди записывались и тщательно анализировались. А скрыть свои сокровенные мысли в доверительной беседе с отцом-исповедником было практически невозможно. Святые отцы не только переняли богатый опыт иезуитов, но и дополнили, развили его и довели искусство выуживания чужих мыслей до совершенства. Скрыть что-либо от них в длительной беседе мог только полный кретин, думающий исключительно о выпивке и бабах.
— Что же вы молчите, барон? — оставив мягкий тон, спросил император Богдан, — Вам нечего возразить? Не находите ли вы, что ваше поведение позволяет заподозрить вас в сектантстве?
Это было тяжелое и очень опасное обвинение. Положение барона усугублялось ещё и тем, что в Империи практиковалась презумпция виновности. Каждый человек считался потенциально виновным, пока не предъявит доказательств своей невиновности. Сейчас мне предстояло доказывать императору, что барон Пивень — не верблюд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
В числе антипатий Елизаветы были гомосексуализм и детективы. Достаточно было намекнуть на кого-то, что он «голубой», как герцогиня без особых разбирательств тут же подписывала смертный приговор. Её специальным указом из всех библиотек и торговых точек были изъяты и уничтожены все детективные произведения. За распространение такого рода изданий грозили каторжные работы на срок до двадцати лет. Герцогиня никогда не скупилась в этом плане.
Вот такой была Великая Герцогиня Елизавета Каллисто. Зная её нрав и привычки, я ожидал, что она на приёме императора появится в каком-нибудь экзотическом, экстравагантном виде, чтобы потом вся Империя долго обсуждала это событие. Но герцогиня вновь всех поразила. Рядом с императрицей Маргаритой Елизавета выглядела монашенкой. Все гадали: что же произошло с герцогиней? Однако, всё разрешилось просто. Скромненький «балахон» был надет на голое тело. Это обнаружилось, когда кончился протокольный обмен приветствиями и любезностями, и герцогиня, заняв место между императором и его супругой, повела их к своему трону. При этом она так резво повернулась, что полы «балахона» разошлись до нижней пуговицы. А пуговица эта было на уровне пояса. Все присутствующие имели возможность обозреть великолепные ноги Елизаветы, её лоно и нижнюю часть животика. Будет о чем посудачить в Галактике!
Весь остаток дня был посвящен официальной части и торжественному ужину. На другой день император с супругой и герцогиней в отдельном кабинете принимал командиров кораблей Ударного Флота. Дождавшись своей очереди, я вошел в кабине, отдал честь императору и отвесил придворные поклоны Маргарите и Елизавете. Император и Маргарита были во вчерашних одеяниях, только Маргарита сменила золотые перчатки на бежевые. Елизавета же переоделась полностью. На ней была невероятно коротенькое платьице из полупрозрачной блестящей голубоватой ткани, обтягивающей великолепные груди с яркими сосками, серебристые босоножки из двух широких ремешков и белые перчатки выше локтя. Герцогиня откровенно скучала и тосковала. Торжественный ужин затянулся почти до утра, и ей не удалось заняться любимым делом. Эти сутки были для неё потеряны, и она с нетерпением ожидала, когда закончатся официальные процедуры.
— Рад видеть вас, барон, в добром здравии и готовым к новым подвигам во славу Империи и Ордена! — произнёс император стандартную фразу и тотчас перешел к неприятной части разговора, — Барон, до меня дошли сведения, что вы пренебрегаете своим религиозным долгом. Я хорошо знаю вас и ценю как грамотного и отважного военачальника. Но за веру мало сражаться, веру надо почитать.
— Ваше императорское величество! — почтительно возразил я, — На борту моего крейсера действует церковь, и отец Евстафий регулярно проводит службы. На них я всегда присутствую, это фиксируется в бортовом журнале. Мне непонятно: откуда у вас появились такие сведения?
— Посещать службы, барон, — император перешел на мягкий, отческий тон, — может и еретик, и сектант. Можно находиться в церкви во время службы, а молиться при этом какому-нибудь идолу. Вы поняли, что я имею в виду? Истинно верующий больше заботится не о внешнем благочестии, отстаивая службы; истинно верующий заботится о спасении своей души, регулярно очищая её покаянием. Или вы, барон, считаете, что на вашей душе нет грехов, ваша душа чиста?
— Ваше императорское величество! У меня, как и у каждого солдата, на душе достаточно грехов, в том числе и тяжких. Но я регулярно исповедываюсь у отца Евстафия…
— Барон! — прервал меня император, — Офицеры вашего ранга могут исповедоваться у корабельных священников только в походных условиях. Когда вы находитесь на базе, ваши грехи должны отпускаться в храме. Когда вы последний раз были там на исповеди?
Вот оно что! Барон Пивень действительно избегал исповедей в базовом храме. Он прекрасно знал, что догмат о неразглашении тайны исповеди — это не более чем сказка для наивных простаков. Отцы-исповедники базового храма состояли штатными осведомителями службы безопасности Ордена. Все исповеди записывались и тщательно анализировались. А скрыть свои сокровенные мысли в доверительной беседе с отцом-исповедником было практически невозможно. Святые отцы не только переняли богатый опыт иезуитов, но и дополнили, развили его и довели искусство выуживания чужих мыслей до совершенства. Скрыть что-либо от них в длительной беседе мог только полный кретин, думающий исключительно о выпивке и бабах.
— Что же вы молчите, барон? — оставив мягкий тон, спросил император Богдан, — Вам нечего возразить? Не находите ли вы, что ваше поведение позволяет заподозрить вас в сектантстве?
Это было тяжелое и очень опасное обвинение. Положение барона усугублялось ещё и тем, что в Империи практиковалась презумпция виновности. Каждый человек считался потенциально виновным, пока не предъявит доказательств своей невиновности. Сейчас мне предстояло доказывать императору, что барон Пивень — не верблюд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144