— Инквизиции! — потрясённо повторил он.— Инквизиции.— Разве она ещё существует?— Своё теперешнее наименование организация носит всего тридцать лет, но назначение её осталось прежним: охранять истинную веру, — писатель огляделся вокруг беспокойным взглядом. — И это цитата из книги, исключительно доброжелательной по отношению к церкви.Стивен Фокс непонимающе тряс головой. Инквизиция. С таким же успехом Эйзенхардт мог бы сказать ему, что они имеют дело с воинством крестоносцев.— И что этот Скарфаро собирается с нами сделать? Сжечь на костре?— Я не знаю. Но, честно говоря, я бы не хотел узнать это на собственной шкуре. — Он взглянул на Стивена со всей серьёзностью, почти с мольбой: — Мистер Фокс, если вы знаете или хотя бы подозреваете, где спрятана видеокамера, то прошу вас, найдите её и немедленно предайте гласности. Как можно скорее.Стивен откинулся на спинку стула. Он всё ещё не верил по-настоящему в опасность, которую писатель отчётливо описал. Ведь всё-таки они имеют дело с римско-католической церковью, а не с каким-то обезумевшим аятоллой.— Выйти на публику есть с чем и сейчас. Скелет, инструкция для видеокамеры — доказательства уже и сейчас более чем убедительные.— Да, но эти доказательства находятся в руках Кауна, и если он захочет, они могут исчезнуть в любой момент. — Эйзенхардт подался вперёд: — Для меня тоже очень важно иметь возможность рассказать об этом. Рассказывать — моя профессия и содержание моей жизни. То, что здесь происходит, я хотел бы когда-нибудь изложить на бумаге. Если вы расскажете мне вашу часть этой истории — пусть не сейчас, когда-нибудь, когда всё останется позади, — если вы мне это обещаете, я помогу вам найти камеру. Разве что вы тоже захотите продать её Ватикану.Стивен свирепо помотал головой:— Ни за что, даже за двадцать миллиардов сребренников.— Хорошо. Я могу предложить вам держать вас в курсе всего, что Каун знает и замышляет. Правда, я не знаю, каким образом, ведь мой телефон действительно прослушивается.— Вы можете снова прийти сюда в библиотеку?— Я уже об этом думаю.— Может, нам условиться о каких-то кодовых словах, — размышлял Стивен. — Какие могут быть случаи? Хм. Ну, например, если Каун разузнает, где я или где камера. Но что толку, если вы мне тогда позвоните и скажете какой-нибудь пароль или даже «Извините, это международная служба?» Всё равно номер, который вы при этом наберёте, будет записан, и по нему Каун узнает, что вы говорили со мной.Эйзенхардт раскрыл свою папку на кольцах, вытянул оттуда листок и стал записывать два телефонных номера.— В любом случае я дам вам свой прямой номер, по которому вы сможете связаться со мной в мобильном домике, где я живу. И я даю вам номер одного журналиста, с которым я познакомился, когда летел сюда. Его зовут Ури Либерман. Он и сделал тот снимок, который вы видели. Он тоже знает, что я приглашён на эти раскопки, один раз я уже звонил ему и просил разузнать всё, что можно, о профессоре Уилфорде-Смите. Ну, он и разузнал.— Правда? — Стивен взял бумажку и спрятал её в нагрудном кармане своей рубашки.— Знаете ли вы, что он поступил в университет лишь в сорок лет? А в юности был солдатом, даже служил здесь, в Палестине, незадолго до того, как британские войска ушли отсюда.Стивен попытался представить тощего профессора рослым солдатом, а когда ему это не удалось, смеясь покачал головой:— Наверное, в те времена он и влюбился в эту страну и в её людей… *** — Элиах, — сказал Райан, стоя чуть не по щиколотки в этом хаосе. — Иди-ка сюда.Элиах задвинул ящик, который только что выдвинул, поднялся и стал торить дорогу к своему военачальнику.Именно военачальником казался ему Райан — с его военной короткой стрижкой и властными манерами. Иногда Элиах забывал, что время службы в армии уже позади, что теперь он наёмный сотрудник службы безопасности, с законным отпуском, с месячным окладом, с компенсацией за сверхурочную работу и с правом на пенсию. Что Kaun Enterprise нанял его, а не рекрутировал.Ну хорошо, начальник всегда прав. Он встал рядом с жилистым американцем — Райан? Разве это не ирландское имя? — и рассмотрел предмет, который тот достал с полки над кроватью.Это была толстая тетрадь для записей со слониками на обложке. Очень растрёпанная тетрадь. Райан держал её раскрытой и смотрел на страницы, густо исписанные мелким почерком.На иврите.— Это что, дневник? — спросил Райан и указал на даты между отдельными записями, сделанными разными чернилами. Он повертел тетрадь в руках: он держал её неправильно, потому что не сразу сообразил, что еврейские книги читаются сзади наперёд.— Похоже на дневник, — кивнул Элиах. Он считал дневники женским делом.Райан пролистал тетрадь вперёд до последней исписанной страницы:— Это субботняя дата, — сказал он. — Значит, в субботу он здесь ещё был. И написал довольно много; почерк торопливый и взволнованный. Что-то его, видно, беспокоило. — Он протянул тетрадь Элиаху: — Что тут написано?Элиах брезгливо взял дневник кончиками пальцев — примерно так, как если бы Райан заставил его взять в руки использованную менструальную прокладку женщины.— Ну и почерк. Как курица лапой, — пожаловался он и уставился на каракули Иешуа. — Он тут пишет что-то про полиэтиленовую плёнку и переход углеводорода в бумагу… Я ни слова не понимаю, если честно…— Просто переведи на английский, — сказал Райан с тем противоестественным спокойствием, от которого у Элиаха мурашки бежали по спине.Он вздохнул, сосредоточился. «Улучшенный краситель сотворил на первом листе письма настоящее чудо, но на второй лист практически не подействовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175