— У нас есть приказ миссис Джекобс никого к нему не пускать, — вежливо, но твердо сказали мне.
Эдвина. Ал улетел в Китай вести очередные переговоры, так что Эдвина управляла ситуацией и сидела около Якобека в палате вместе с несколькими родственниками со стороны Ала и священником. Услышав о священнике, я едва не упала, но потом вздохнула с облегчением, узнав, что это всего лишь друг семьи и молится он о скорейшем выздоровлении Якобека.
Я прошла по коридору в поисках питьевого фонтанчика и, повернув за угол, столкнулась с Дэвисом. Мы печально посмотрели друг на друга — мать на сына, сын на мать.
— Он поправится, вот увидишь, — сказал Дэвис. — И я этому очень рад.
— Хорошо. А ты сам как?
— У меня есть вопрос. Когда ты повредила руку и отец отвез тебя в больницу, это на самом деле был несчастный случай?
— О, Дэвис!
Он закрыл глаза, выдохнул, потом открыл их снова, и я почувствовала, что он изменился. В его глазах появилась непривычная твердость. У меня по спине пробежала дрожь. Я видела, что мой сын становится совершенно взрослым мужчиной, что он готов радоваться за других и принимать разочарования.
— Все говорят, что полковник — герой.
— Я тоже так считаю.
— Но никто не понимает, почему он на это пошел. Ему незачем было рисковать своей жизнью ради того, чтобы уговорить сдаться совершенно незнакомого человека.
— Думаю, он просто не мог поступить иначе. Якобек инстинктивно чувствует добро и зло. Не смотри на меня так, пожалуйста. Я знаю, сейчас не модно утверждать, что в мире существует дьявол, но он есть. И Якобек чувствует его. Он видел, что этот бедный психопат никому не угрожает, что в нем нет ничего дьявольского. Если Якобек во что и верит, так это в справедливость. Не было ничего справедливого в том, чтобы позволить вооруженной охране застрелить сумасшедшего.
— Тогда, полагаю, Якобек и в самом деле герой.
— Сомневаюсь, чтобы он сам назвал себя так.
— Мать… С первой нашей встречи с Якобеком я почувствовал, что он… настоящий. Не такой, каким был папа. В то время я не мог подобрать нужные слова. Может быть, я понял это, когда увидел, как он смотрит на тебя, как ты смотришь на него, как доверяешь его мнению. Теперь я понимаю, почему ваши отношения так меня беспокоили. — Дэвис откашлялся. — Потому что я не мог вспомнить, чтобы ты настолько доверяла папе.
— Я не хочу, чтобы ты ненавидел своего отца. У него было очень трудное детство, а потом… Дэви всю жизнь создавал себе трудности. Но он не зря так старался быть для тебя хорошим отцом.
— Хороший отец не бросает своего второго ребенка!
— Дэви не бросил Бэби. Он просто прожил слишком недолго и не успел сделать все, как следовало бы. — Небольшая ложь, но все-таки. Ладно, мне, очевидно, не избавиться от привычки приукрашивать действительность.
— Ты в самом деле в это веришь?
— Да.
— Я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы стать хорошим мужем, хорошим отцом и хорошим человеком, — сказал Дэвис. — Весной мы с Эдди собираемся вернуться в Гарвард. Ее мать предложила снять для нас дом рядом с кампусом. С прислугой, телохранителями. Мы решили принять ее предложение. Ты не возражаешь?
— Я готова принять все, лишь бы вы с Эдди окончили университет.
— Когда-нибудь я вернусь домой. Но я должен узнать, кто я, должен примириться с тем, каким был мой отец. Я вернусь, когда стану самим собой.
— Мы все будем ждать тебя и примем с распростертыми объятиями.
Дэвис только кивнул. Между нами сохранялась дистанция, печальная холодность, и я знала, что нам потребуются годы, чтобы преодолеть возникшую трещину. Но мы сделали первый шаг. Я знала, что мне следовало бы поблагодарить Эдвину за то, что она нашла способ вернуть наших детей в Гарвард, а вместо этого я готова была ненавидеть ее за то, что она помогла моему сыну, а не я. Но внутренний голос говорил мне: «Замолчи и прими то, что лучше для него».
Дэвис вернулся в тот вечер в Белый дом, получив мое благословение. Эдди не могла прийти в больницу: она находилась под наблюдением врача и должна была отдыхать. Она очень расстроилась, узнав, что ее любимый Ники тяжело ранен, и прислала мне милую записку: «Позаботьтесь о нем, как он пытался заботиться обо всех нас». Предполагалось, что я тоже отправлюсь в Белый дом, как только захочу отдохнуть. Я должна была ночевать в Белом доме как личный гость Эдвины Джекобс, первой леди всех Соединенных Штатов Америки, включая и округ Чочино. Хаш Макгиллен Тэкери — гость Эдвины!
Я бы лучше ела грязь и грызла корни.
— Я хочу увидеть полковника, — продолжала я говорить всем, кто попадался мне на глаза. — Мы с ним друзья, он член семьи…
— У нас приказ никого не пускать, — упорно отвечали мне.
— Президент не знает, что здесь творится! — убеждала я агентов и медиков. — Иначе он бы очень рассердился.
Против этого никто не решался возражать, все замолкали и отводили глаза. В конце концов я уговорила молодую женщину из свиты Эдвины, и она отвела меня к лифту, на котором можно было подняться к Якобеку. Но агенты секретной службы остановили нас у его дверей.
— Миссис Тэкери не внесена в список тех, кого первая леди разрешила впустить.
Молодая помощница вспыхнула.
— Это какая-то ошибка! Я сейчас все узнаю.
Она зашла за угол, чтобы поговорить по телефону, и скоро вернулась, избегая встретиться со мной взглядом.
— Миссис Джекобс говорит, что полковнику дали сильное снотворное, и он сейчас крепко спит. Его уже перевели из послеоперационной палаты. Она считает, что его лучше сегодня не беспокоить. Прошу прощения, миссис Тэкери, но миссис Джекобс просила передать, что вы сможете навестить полковника завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102