Гофмейстер почесал голову и сказал: «Это самое снадобье, в мешке оно или нет, будет полностью оплачено из курфюрстского векселя еврею, но я сперва хочу увидеть, что же лежит в мешке». На что армянский Хормисдас ответил: «Если сначала не будут заплачены деньги, я не покажу, что лежит в мешке».
Но дверь оказалась открытой, и потому услышал больной принц эти речи и закричал тут же: «Дай ему его цехины «. Впервые за все дни болезни принц кроме стонов и жалобных причитаний издал хоть какой-то звук; гофмейстер тут же поверил в чудесную силу снадобья, которое армянин держал в своем мешке, и быстро заплатил сто двадцать цехинов. И тогда армянский врач подошел к принцу, вытащил из мешка маленький портрет и показал его принцу. Тот подскочил и закричал: «Это она!» Он прижал портрет к сердцу, целовал его, и прыгал, и снова садился, пока не выбился из сил, ибо много дней ничего не ел. Он сказал: «Отведите меня к ней, если не желаете, чтобы мне пришел конец «. Он был весьма слаб, и армянин пообещал, что придет на следующий день, но принц должен съесть укрепляющего супа из зеленого лука.
Но еще тем же днем принц улгер. Его гофмейстер организовал похороны и написал печальное письмо курфюрсту. Он уже собрался без принца возвращаться в М***, когда в час отъезда снова пришел армянин.
«Ваше снадобье все-таки не помогло, господин медиум, – сказал гофмейстер, – и суп из зеленого лука тоже».
«Язнаю, – ответил армянин, – господин принц мертв. Но дама, имя которой я назвать не могу, посылает вот это «. И он вручил гофмейстеру ларец, такой большой, словно строительный камень, завернутый в полотно, зашитый и запечатанный сургучом. Она, дама, последняя в своем роду, он, гофмейстер, не должен ни о чем спрашивать, а дама теперь в монастыре, где она хочет и остаться.
И тогда подумал гофмейстер, что это не может быть обманом, ибо армянин не потребовал за ларец ничего; гофмейстер взял его с собой. По пути он сломал печать, снял полотно и нашел в ларце странную книгу с пустыми страницами. Но оттого, что была она прелестно переплетена, он передал ее вместе со всем наследием господину курфюрсту, который вместе с госпожой курфюрстшей принца от всего сердца оплакивали. Книга была вся обернута в тонкую синюю кожу с золотыми и красными звездами и золотой змеей на обратной стороне, которая раздваивалась и образовывала фигуру, подобную цифре восемь».
Ни в одном из выставленных в читальном зале Национальной библиотеки энциклопедических словарей Антон Л. не обнаружил ни малейшего упоминания о принце по имени Филипп Моритц. Использовать же Готский генеалогический альманах, что было делом не простым, Антон Л. не смог. Но в иссенбургско-лорингховенской «Генеалогии к истории европейских государств, том I» он принца обнаружил.
День смерти соответствовал – 12 марта, год был указан 1719, совпадало и то, что он был вторым сыном курфюрста. Но затем оказалось, и Антон Л. это увидел, что этот принц приходился двоюродным дедом бронзовому курфюрсту, стоявшему у Резиденции, повернутому спиной к придворной свечной лавке, в которой работал Солиман Людвиг.
Но что случилось с книгой? Старый курфюрст, оплакивавший своего сына, по всей видимости, ее не выбросил. Он наверняка поставил ее к себе в библиотеку или в свой кабинет, где были собраны раритеты, и она с большой вероятностью продолжала передаваться по наследству до тех самых пор, пока не была отменена монархия. А потом? Культурные ценности остались храниться в Резиденции, в том числе и ювелирные изделия. Что же случилось с книгой, наверное, никто не знал.
Поэтому Антон Л. в первые дни сентября решил поискать ее в Резиденции. Он нашел библиотеку, но не книгу.
Когда Антон Л. через несколько дней после того взрыва снова шел в направлении Резиденции, то обнаружил, что бронзовый курфюрст закутан, закутан в крышу, которая словно жестяной парус пронеслась по Анакреонштрассе. Жестяная крыша зацепилась за памятник, остановилась и изогнулась вокруг него.
– Что у вас за вид, Ваша курфюрстская милость? – спросил Антон Л.
– Ерунда, – ответил курфюрст, – лучше размотайте меня.
– Это было бы весьма нелегко, – сказал Антон Л., – ведь это же целая железная крыша.
– Но не можете же вы оставить курфюрста закутанным в жесть, коль вы уж воруете его картины.
– О воровстве не может быть и речи…
– А как же еще это назвать, господин Л.? Пусть даже вы один на свете, но это еще вовсе не значит, что все принадлежит вам.
– Это весьма скользкий юридический вопрос. И вообще: откуда вам известно, как меня зовут? – спросил Антон Л.
– Большое искусство, – произнес курфюрст, из-под жести это прозвучало весьма глухо, – если жив всего лишь один человек и его зовут Л., то вас наверняка зовут Л.
– А жив только я? – спросил Антон Л.
– Во всяком случае, я больше никого не заметил, – ответил курфюрст.
Антон Л. принялся – а это была тяжелая работа – разгибать крышу. Его усилия особого успеха не принесли.
– Не получается, – сказал Антон Л.
– Вы делаете это совершенно неправильно. Подгоните сюда свою машину. Привяжите сзади канат…
– Очень хорошая идея, – сказал Антон Л. и побежал обратно в гостиницу.
Он приехал на машине и привез трос.
– Канат слишком тонкий, а к тому же и слишком короткий, – глухо произнес курфюрст.
– Откуда вы знаете, как вы можете это видеть, если вы закутаны?
– Я вижу все, что видят ваши глаза, глупец, – ответил курфюрст. – Или вы думаете, что я на самом деле разговариваю?
– Я как раз собирался об этом спросить…
– Сейчас не спрашивайте совершенно ничего. Во всяком случае канат, который вы привезли с собой, – это совсем не канат, а шпагатная веревочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85