Он призвал французских клириков «осудить злокозненных семитов и предать их в руки светских властей».Дрюмон характеризовал еврейство как разрушительное чужеродное начало, проникшее во Францию во время Великой французской революции и вдохновленное своей неизменной целью погубить Францию (что евреям уже наполовину удалось), чтобы в конце концов погубить или прибрать к рукам (обычная альтернатива) весь христианский мир. Он благословлял всякого, кто когда-либо преследовал евреев, одобрял инквизицию, как приветствовал бы и гестапо, если бы дожил до того, чтобы увидеть его действия. «Испанские монахи-доминиканцы, — писал он, — были, как и мы, горячими патриотами, без колебания действовавшими против евреев». Со свойственным ему оттенком благочестия он напоминал, что поскольку многие из этих гонителей евреев были канонизированы, «самое лучшее, что мы можем сделать, это подражать их мужественной добродетели и, подобно им, защищать наше родовое наследие, нашу страну, нашу расу». Все средства «защиты» оправданы, если они помогают достичь цели. Поэтому Дрюмон приветствовал погромы в России, где с евреями обращались со средневековой дикостью, и советовал своим читателям взять на вооружение подобные методы с тем, чтобы выгнать евреев из Франции.Главная идея, вдохновившая «Еврейскую Францию» Дрюмона, была сформулирована его коллегой Жаном Дролем *3 в словах, которые объясняют ее популярность среди французов:«Дрюмон вновь утвердил концепцию средневековья, которое ненавидело еврея потому, что он распял Спасителя мира». Однако Дрюмон прибегал и к экономическим аргументам (почти всегда основанным на ненадежной статистике), чтобы привлечь в свой лагерь тех французов, которые отошли от религии. Он удовлетворился бы тихой жизнью в своем кабинете, как писал один из наиболее рьяных его учеников, Леон Доде, «если бы его не угнетала тирания козлов с человеческими лицами, манипуляторов золотом и навозом» (49, 201).Французы, возмущенные поразившей страну политической коррупцией, действительно искали «козла отпущения», и Дрюмон дал им то, чего они хотели. Увлеченная его идеями толпа была «жертвой чудовищной мистификации» (6, 7). Французам говорили, что доля еврейского капитала в общем национальном доходе страны, составлявшем 150 миллиардов франков, равнялась 80 миллиардам; это значило, что состояние каждой еврейской семьи во Франции в среднем равнялось приблизительно 100 тысячам франков. Конечно же, по мнению антисемитов все эти деньги были приобретены нечестным путем. Численность евреев во Франции в последней четверти 19 века не превышала четверти процента всего населения; в большинстве своем это были бедняки, занятые борьбой за кусок хлеба. Блеск и влияние многочисленных богатых еврейских семейств, частью немецкого и австрийского происхождения, и вульгарное выставление напоказ богатства, что считалось особенно возмутительным со стороны евреев, вызвали зависть коммерческих конкурентов. Они были рады перенести негодование бдительного пролетариата с христианских на еврейских монополистов.Дрюмон объединил религиозные, экономические и расовые чувства в общее чувство ненависти. Свою экономическую концепцию он унаследовал от средневековья, и если бы его предпосылки были верны, выводы, пусть и аморальные, были бы оправданы хотя бы тем, что имеют реальную основу. Он был уверен, что если бы евреев удалось изгнать из Франции или вовсе уничтожить, наступили бы мир и процветание. На самом деле это убеждение основывалось не на религиозном, а на расовом высокомерии. По мнению Дрюмона, «природная доблесть арийской расы позволила бы французам положить конец всем общественным порокам; правительство начало бы нормально функционировать и защищать бедняков; война против евреев означала войну за освобождение пролетариата» (189, 416). Подобные аргументы повсеместно используются для оправдания угнетения меньшинств; в мире практической политики, где выгода всегда является главной целью, такие аргументы невозможно опровергнуть. «Если бы было достоверно известно, — писал Бертран Рассел *4, — что без евреев мир был бы раем, против Освенцима не существовало бы веского возражения» (159, 25).«Еврейская Франция» сначала не обратила на себя особого внимания, хотя Фердинан Брюнетьер *5 подробно проанализировал ее в «Ревю де дё Монд». Этот выдающийся критик, несмотря на то, что он тоже был антисемитом, подверг уничтожающему анализу арийскую расовую теорию, которая была единственным логическим основанием концепции Дрюмона. «Если настаивать на том, что между евреями и нами действительно есть разница, — писал он, — то причина ее не в расовом различии, а в истории и только в истории; иными словами, мы и наши предки — и их законы, их предрассудки и история их преследований». Он полагал, что книга Дрюмона «опасна» и собьет с толку многих читателей. Французские евреи не отнеслись к ней серьезно — и ошиблись. Изидор Лёб *6 в «Ревю дез Этюд Жуив» совершенно справедливо заметил, что это сочинение Дрюмона — просто абсурд.Популярность пришла к Дрюмону благодаря католической печати: сначала благодаря журналу французской церковной иерархии «Ле Монд», а затем и газете «ЛТОнивер», основанной Луи Вейо. «Ле Монд» имел лишь 3 тысячи подписчиков и сталкивался с серьезными финансовыми трудностями. «На 1886 год жизнь нашего издания спасена, — писал монсиньор дТОльс кардиналу Лавижери 7 января. — Мы нашли нового и очень способного редактора, г-на Дрюмона, который сможет помочь нам и упрочит нашу репутацию» (17, 2, 27). Естественно, что Дрюмон воспользовался своим новым постом, чтобы представить читателям свой труд — «Еврейскую Францию».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116