Но утверждать наверняка, что тем
летом аргвильские жители умирали именно от гриппа, мы не беремся. Да и не
имеет это сегодня особенного значения.
Значение имеет то, что не было, наверное, дома во всем городке, которого
моровое поветрие не коснулось бы своим дыханием. Люди умирали у себя дома,
умирали на улицах, умирали в церквях, куда прибегали в напрасных поисках
спасения или же в желании причаститься перед смертью. Напрасное желание -
все священнослужители были либо уже мертвыми, либо же заперлись в своих
домах, позабыв о своем долге перед Богом и перед паствой. Было жарко, и над
Аргвилем стоял тяжелый дух от разлагающихся тел - тела эти убирать было
некому. Немногие отваживались покинуть городок, потому что в первые же дни
стало известно, что окрестные феодалы, опасаясь мора, расставили на всех
дорогах заставы из своих крестьян, и попытка бегства означала почти
неминуемую смерть. Да и как, куда бежать, бросив на произвол судьбы добро,
нажитое трудом всей жизни? Нищих в ту пору хватало и так, и смерть от
голода многим казалась не лучше смерти от морового поветрия.
Не обошел мор стороною и монастырь. В одночасье скончался его
настоятель, аббат Тейлхард. Восемь монахов умерло еще раньше, равно как и
четверо послушников. Отец ключарь, являя собою исключение, мужественно
сражался со смертью уже вторые сутки, и вся братия молилась о его спасении.
Многие, правда, думали про себя, что Бог несправедливо продлил его мучения,
и со страхом припоминали собственные грехи, страшась суровой кары
Всевышнего.
Вместе со всеми молился и Франциск, молодой монах лет двадцати пяти,
принявший постриг чуть больше года назад. Он был третьим сыном в семье
довольно богатого купца, и отец его сумел внести в монастырь довольно
крупное пожертвование, чтобы обеспечить сыну хорошее начало духовной
карьеры. Ведь многие кардиналы и епископы тоже когда-то начинали простыми
монахами, и для способного человека, если он не родился по меньшей мере
бароном, это был едва ли не единственный способ выбиться в люди.
Солнце стояло уже высоко, когда Франциск вышел из калитки в монастырской
стене и направился к городу. Исполняя последнюю волю скончавшегося
настоятеля, монахи ежедневно направляли в Аргвиль кого-нибудь из братии,
чтобы исповедовать умирающих и даровать им отпущение грехов. Правда,
формального права совершать подобные обряды у большинства монахов не было,
но мало кто способен обращать внимние на такие вещи перед лицом смерти.
Умирающие нуждались в успокоении, и Франциск, как и другие монахи, давал им
то, что способен был дать.
Путь его был недолгим. Требовалось лишь обогнуть холм характерной
подковообразной формы - эта деталь вполне достоверна и может послужить
ключом в поисках развалин монастыря - и всего через полчаса неспешной
ходьбы покинувший монастырь оказывался перед воротами Аргвиля. В такое
время они были открыты и, конечно же, никем не охранялись. Даже если бы
орды беспощадных кочевников вновь наводнили Европу, как во времена гуннов -
никто из завоевателей не посмел бы по своей воле войти в пораженный
поветрием город. Тяжкий трупный дух, стоявший в воздухе, говорил сам за
себя. И как бы в насмешку над людскими бедами перед темным проемом
городских ворот весело порхали две бабочки.
На улицах было пустынно. Лишь раз навтречу Франциску выехала из-за
поворота телега, доверху нагруженная покойниками. Возницей был городской
палач, который один во всем городе, наверное, не боялся мора и вот уже
третью неделю вывозил умерших за городскую черту и сваливал в ров у стены.
Четверо помощников, сперва помогавших ему в этом страшном деле, уже лежали
там же, а он то ли в наказание за грехи, то ли в знак особой милости до сих
пор оставался здоровым и день за днем выполнял привычную для себя работу.
Но вывезти всех он, конечно же, был не в состоянии. Франциск, отступив к
стене ближайшего дома, осенил крестным знамением не то возницу, не то его
страшный груз и долго стоял в неподвижности, глядя вслед удалявшейся
повозке. Потом, тяжело вздохнув, собрался было идти дальше, но тут его
окликнули из окна напротив:
- Святой отец,- услышал он женский голос,- Зайдите сюда, святой отец.
Он повернул голову, но не увидел никого. Окна всех домов в городе были
закрыты ставнями: жители боялись сквозняков, с которыми, по их убеждению,
разносилось моровое поветрие, и старались сидеть взаперти. Что-то разумное,
безусловно, и было в этой защитной мере, но при царившей тогда
антисанитарии, при постоянной опасности заражения через питьевую воду
эффективность ее, несомненно, была невысокой.
Франциск в несколько шагов пересек неширокую улицу, легко перепрыгнув
через проходившую посредине грязную канаву, почти пересохшую в такую жару,
поднялся по ступеням на высокое крыльцо и постучал. Дверь почти тотчас
открылась, но в темном проеме он различил лишь силуэт той, что его позвала.
Пробормотав вполголоса уместные слова благословения, он переступил через
порог, и дверь за ним закрылась. Глаза его отказались различать хоть что-то
в наступившей темноте.
- Там... там моя мать, святой отец,- вновь услышал он рядом с собой
голос, прерываемый всхлипываниями,- Она просит... она просила... она хотела
причаститься перед...
- Дайте мне руку, дочь моя, я ничего не вижу,- сказал Франциск и сразу
же ощутил ее прикосновение к своей ладони.
- Идите за мной, святой отец,- она всхлипнула,- Осторожнее, здесь
лестница.
Глаза уже начали привыкать к темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15