ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Становилось ясно, что на сегодня развлечения закончились. В последний раз, когда они пошли туда все вместе, то потеряли Фреда на пляже. Они его искали повсюду, но так и вернулись домой без него. Эгнис так громко рыдала, что все в поезде на нее оглядывались, а Эд Отис, знакомый кондуктор, друг Фреда, утешал ее, уговаривал не принимать всего так близко к сердцу, но от его добрых слов Эгнис заливалась еще громче. Маджи стало так невыносимо стыдно, что она решила либо немедленно убежать, либо покончить с собой, как только вернется домой, чтобы больше никогда не видеть эти осуждающие их лица попутчиков.
Фред так и не объявился и на следующий день, как обычно бывало. Пришел Джо Хайнс и сказал, что один его приятель видел как Фред кутил в Бруклине, и что, вероятно, скоро домой он не вернется. Эгнис отправила ее в постель, и она еще долго, несколько часов слышала на кухне их тревожные голоса. Маджи проснулась, вздрогнув оттого, что Эгнис в своей ночной рубашке укладывалась спать рядом с ней. Щеки у нее пылали, и она только повторяла:
– Какие у него расшатанные нервы, разве он может быть путевым обходчиком? Маджи… Ну разве возможно и дальше выносить такую собачью жизнь, скажи мне, милая девочка?
– Я уверена, что когда он вернется, то снова станет куролесить, все начнется сначала, как это ни ужасно, – сказала Маджи.
– Да, что-то в этом роде… Ах, как все же это ужасно! Я просто не могу больше этого выносить. Бог видит, как я мучаюсь, от работы у меня слезает кожа с пальцев…
Вдруг Маджи весело воскликнула:
– Ну и пес с ним! Кошки нет, мышки радуются! – Она страшно удивилась, как громко смеялась ее присказке Эгнис, хотя вскоре после приступа смеха она снова расплакалась.
В сентябре, когда Эгнис приводила в порядок платья Маджи к новому учебному году, к ним пришел человек от хозяина и потребовал уплатить за квартиру за три месяца. От Фреда не было никаких известий, кроме одного письма, в котором он сообщал, что ввязался в драку, его арестовали, он провел две недели в тюрьме, но теперь у него есть работа и он будет очень скоро дома, вот только все придет в норму. Маджи знала, что они задолжали пять долларов за квартиру и еще двадцать бакалейщику за продукты. Эгнис вернулась на кухню после нелицеприятного разговора с этим человеком с искаженным, опухшим от слез лицом, сказала, что они переезжают в город.
– Я всегда говорила Фреду Доулингу: наступит такой день, когда я уже больше не выдержу. После всего этого пусть остается здесь один, если хочет.
Какой это был отвратительный день, когда они со своими двумя чемоданами и ужасно старым прогнившим от сырости сундуком добрались до вокзала с помощью Джо Хайнса, который всегда оказывался под рукой, когда Фред вдруг исчезал с горизонта, и всегда как мог помогал Эгнис. Поезд доставил их в Бруклин. Оттуда Эгнис сразу направилась к отцу с матерью, которые жили на Фултон-стрит, под наземной железной дорогой, в задних комнатах небольшого магазинчика обоев. Старик Фишер был обойщиком и штукатуром, и потому весь его дом провонял клейстером, известкой, скипидаром. Это был маленький седовласый человечек, и его жена, миссис Фишер, очень походила на него, только у него были седые висящие усы, а у нее их не было. Они выделили Маджи матрац, положив его на пол в гостиной, но по их хмурому виду она сразу догадалась, что будет им в тягость. Они ей тоже сразу не понравились, и вообще она ненавидела этот Бруклин.
Какое же они испытали облегчение, когда однажды вечером, еще до ужина, Эгнис вернулась домой в своем модном городском платье, такая стильная, и сообщила, что нашла себе место поварихи в обеспеченной семье на Бруклин-гейте и теперь собирается отправить Маджи на учебу к сестрам-монахиням.
За все время пребывания в монастыре, с той минуты, когда она впервые вошла в вестибюль этого мрачного серого каменного здания с белой мраморной скульптурой в центре, Маджи никак не могла преодолеть глубоко засевшего в ее душе страха.
Маджи никогда особенно не привлекала религия, и она постоянно пугалась сестер в их черных одеяниях до пят, с их бледными руками, торчащими из-под белых жестких накрахмаленных отворотов, пугалась большой темной церкви, в которой было полно свечей, стояла исповедальня и громко читался катехизис, пугалась звона маленького колокольчика во время мессы, когда всем полагалось закрыть глаза, ибо на них нисходила Божья благодать, сам Спаситель среди ангелов и голубей, в ярком своем янтарном свечении. Как, однако, смешно! Эгнис позволяла ей гонять по дому голышом, а там, в монастыре, даже когда она раз в неделю принимала ванну, сестры заставляли ее купаться завернутой в простыню, приходилось даже намыливаться вслепую, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не увидал ее обнаженного тела.
Вся зима, по сути дела, были длинной прелюдией к Рождеству, и все девочки оживленно рассказывали о том, чем будут заниматься в дни праздника, и только для Маджи Рождество ничего хорошего не сулило – поздний скучный обед с Эгнис и со стариками, да один-два подарка. Эгнис была такой бледной, она, по-видимому, смертельно устала, стряпая праздничный обед для семьи, у которой работала. Но она все же принесла ей чулок в сеточку, набитый конфетами, и красивую куклу с золотистыми волосами, которая умела открывать и закрывать глаза. Но Маджи все равно было не по себе, ей хотелось плакать. Нет даже елки! Сидя за столом, она придумывала, что скажет девочкам, когда вернется в монастырь. Нужно только побольше воображения.
Эгнис поцеловала ее на ночь, пожелав спокойной ночи, и уже облачалась в свою поношенную коротенькую шубку, чтобы вернуться на работу в Бруклин-гейтс, как вдруг неожиданно к ним закатился Фред под очень большой мухой и пригласил их всех на вечеринку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209
Фред так и не объявился и на следующий день, как обычно бывало. Пришел Джо Хайнс и сказал, что один его приятель видел как Фред кутил в Бруклине, и что, вероятно, скоро домой он не вернется. Эгнис отправила ее в постель, и она еще долго, несколько часов слышала на кухне их тревожные голоса. Маджи проснулась, вздрогнув оттого, что Эгнис в своей ночной рубашке укладывалась спать рядом с ней. Щеки у нее пылали, и она только повторяла:
– Какие у него расшатанные нервы, разве он может быть путевым обходчиком? Маджи… Ну разве возможно и дальше выносить такую собачью жизнь, скажи мне, милая девочка?
– Я уверена, что когда он вернется, то снова станет куролесить, все начнется сначала, как это ни ужасно, – сказала Маджи.
– Да, что-то в этом роде… Ах, как все же это ужасно! Я просто не могу больше этого выносить. Бог видит, как я мучаюсь, от работы у меня слезает кожа с пальцев…
Вдруг Маджи весело воскликнула:
– Ну и пес с ним! Кошки нет, мышки радуются! – Она страшно удивилась, как громко смеялась ее присказке Эгнис, хотя вскоре после приступа смеха она снова расплакалась.
В сентябре, когда Эгнис приводила в порядок платья Маджи к новому учебному году, к ним пришел человек от хозяина и потребовал уплатить за квартиру за три месяца. От Фреда не было никаких известий, кроме одного письма, в котором он сообщал, что ввязался в драку, его арестовали, он провел две недели в тюрьме, но теперь у него есть работа и он будет очень скоро дома, вот только все придет в норму. Маджи знала, что они задолжали пять долларов за квартиру и еще двадцать бакалейщику за продукты. Эгнис вернулась на кухню после нелицеприятного разговора с этим человеком с искаженным, опухшим от слез лицом, сказала, что они переезжают в город.
– Я всегда говорила Фреду Доулингу: наступит такой день, когда я уже больше не выдержу. После всего этого пусть остается здесь один, если хочет.
Какой это был отвратительный день, когда они со своими двумя чемоданами и ужасно старым прогнившим от сырости сундуком добрались до вокзала с помощью Джо Хайнса, который всегда оказывался под рукой, когда Фред вдруг исчезал с горизонта, и всегда как мог помогал Эгнис. Поезд доставил их в Бруклин. Оттуда Эгнис сразу направилась к отцу с матерью, которые жили на Фултон-стрит, под наземной железной дорогой, в задних комнатах небольшого магазинчика обоев. Старик Фишер был обойщиком и штукатуром, и потому весь его дом провонял клейстером, известкой, скипидаром. Это был маленький седовласый человечек, и его жена, миссис Фишер, очень походила на него, только у него были седые висящие усы, а у нее их не было. Они выделили Маджи матрац, положив его на пол в гостиной, но по их хмурому виду она сразу догадалась, что будет им в тягость. Они ей тоже сразу не понравились, и вообще она ненавидела этот Бруклин.
Какое же они испытали облегчение, когда однажды вечером, еще до ужина, Эгнис вернулась домой в своем модном городском платье, такая стильная, и сообщила, что нашла себе место поварихи в обеспеченной семье на Бруклин-гейте и теперь собирается отправить Маджи на учебу к сестрам-монахиням.
За все время пребывания в монастыре, с той минуты, когда она впервые вошла в вестибюль этого мрачного серого каменного здания с белой мраморной скульптурой в центре, Маджи никак не могла преодолеть глубоко засевшего в ее душе страха.
Маджи никогда особенно не привлекала религия, и она постоянно пугалась сестер в их черных одеяниях до пят, с их бледными руками, торчащими из-под белых жестких накрахмаленных отворотов, пугалась большой темной церкви, в которой было полно свечей, стояла исповедальня и громко читался катехизис, пугалась звона маленького колокольчика во время мессы, когда всем полагалось закрыть глаза, ибо на них нисходила Божья благодать, сам Спаситель среди ангелов и голубей, в ярком своем янтарном свечении. Как, однако, смешно! Эгнис позволяла ей гонять по дому голышом, а там, в монастыре, даже когда она раз в неделю принимала ванну, сестры заставляли ее купаться завернутой в простыню, приходилось даже намыливаться вслепую, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не увидал ее обнаженного тела.
Вся зима, по сути дела, были длинной прелюдией к Рождеству, и все девочки оживленно рассказывали о том, чем будут заниматься в дни праздника, и только для Маджи Рождество ничего хорошего не сулило – поздний скучный обед с Эгнис и со стариками, да один-два подарка. Эгнис была такой бледной, она, по-видимому, смертельно устала, стряпая праздничный обед для семьи, у которой работала. Но она все же принесла ей чулок в сеточку, набитый конфетами, и красивую куклу с золотистыми волосами, которая умела открывать и закрывать глаза. Но Маджи все равно было не по себе, ей хотелось плакать. Нет даже елки! Сидя за столом, она придумывала, что скажет девочкам, когда вернется в монастырь. Нужно только побольше воображения.
Эгнис поцеловала ее на ночь, пожелав спокойной ночи, и уже облачалась в свою поношенную коротенькую шубку, чтобы вернуться на работу в Бруклин-гейтс, как вдруг неожиданно к ним закатился Фред под очень большой мухой и пригласил их всех на вечеринку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209