В разговор вступил Халльдор.– Только Харальд Суровый вправе решать, что можно говорить, а что нет. А раз он не запрещал Эйстейну говорить, тот может рассуждать о чем посчитает нужным. Я приехал из Исландии. Даже ты, вероятно, слыхал, что есть такой остров – так вот, у нас овец и чаек никак не меньше, чем на Оркнеях. Я вижу, ты втихаря тянешься к топору, но это меня не беспокоит. Прямо у тебя за спиной стоят двое моих друзей. Стоит тебе поднять топор, и для тебя все будет кончено, раз и навсегда.Мило улыбнувшись, свей обернулся. Позади него стояли, держась за топоры, Ульв и Гирик.– Я по натуре любознателен, Халльдор сын Снорре, и к топору я потянулся лишь потому, что разговор этот мне ужасно интересен. Но я считаю тебя вруном и дураком и готов доказать, что я прав, если только твои приятели не будут вмешиваться.– Отлично! – ответил Халльдор. – Назови время и место.– Как это человек может расти от страданий, если, будучи ранен (а что это как не страдание?), частенько становится куда ниже ростом. Взять, например, моего дядю Глюма. Ростом он был с вашего капитана Харальда, если не выше. Старик был легок на подъем и жуть как любил разжиться на дармовщину, так что отправился он в Исландию и устроился там управляющим в одну усадьбу. Не припомню, как это место называлось…– Это было в Тенистой долине, – мрачно проговорил у него за спиной Ульв. – Хозяина усадьбы звали Торхалл.Свей с улыбкой обернулся к нему и кивнул:– Ты прав, исландец. Да и тебе ли не знать эту историю. Дело-то было у тебя на родине, к тому же совсем недавно, лет пятнадцать назад.Халльдор не менее решительно улыбнулся ему в ответ:– Я тоже из Исландии. И историю эту тоже слышал. Но все равно рассказывай, раз начал.Свей, успевший основательно приложиться к походному бочонку с пивом, утер свой длинный красный нос и принялся рассказывать дальше:– Этот мой родич, Глюм, был не робкого десятка. И хотя на родине у него не выходило ничего путного, в Исландии, где кругом одни олухи, Глюм начал процветать. Он выскакивал по ночам из-за сараев и пугал их богатеев-вождей, а иногда залезал, опять же ночью, на крыши домов бондов Крестьянин в Скандинавии.

и принимался там топтаться, так что хозяева удирали, не помня себя от страха. За несколько месяцев дядя скопил больше золота, чем многие исландцы за всю жизнь. И все благодаря знаменитой шведской смекалке.Эйстейн вдруг сказал:– Я, кажется, догадываюсь, каков у этой истории будет конец. Надеюсь, что те, чьих родичей она не затрагивает, отойдут от огня и не станут подходить обратно, когда рассказ будет закончен.Большинство варягов тут же миролюбиво отошли, свей подождал, пока все желающие удалились, потом продолжал вкрадчивым голосом:– И вот, когда мой дядя совсем уже было разбогател и начал подумывать о том, чтобы вернуться в Швецию, самому стать хозяином и обзавестись семьей, объявляется некий не в меру ретивый юнец с коротким мечом и жгучим желанием избавить родину от этой напасти.– И откуда же явился этот юнец? – спросил Ульв.Свей и глазом не моргнул, а просто ответил:– Из Бьярга. Ты еще что-нибудь хочешь услышать?Ульв покачал головой, потом вдруг рванулся вперед, в освещенный костром круг, с мечом в правой руке. На левую руку у него был намотан плащ.– Нет, спасибо, – проговорил он. – Можешь не продолжать. Того парня звали Греттир, он брат моей матери. А твоего родича он, помнится, порядком укоротил, на целую голову.Свей тоже встал, улыбнулся белозубо и занес топор:– О том-то и речь, исландец.Все прочие расступились. Но тут на палубе драккара появился Харальд и немедленно спихнул жаровню за борт. Палуба погрузилась в темноту.Никто как следует не разглядел, что случилось. Когда Гирик зажег лампы, Ульв со свеем лежали рядышком, оба с расквашенными носами и в синяках, издавая звуки, похожие на храп. Их оружие, меч и топор, лежало поодаль.На следующее утро Харальд приказал причалить все варяжские корабли друг к другу и провел большой военный совет. Случилось это у берегов Наксоса. Выступая на совете, Харальд заявил:– Все мы, норвежцы, свей, исландцы, даны, нормандцы и даже англичане, одной крови. И я не позволю проливать эту кровь в чужие нам воды, да еще бесплатно. Если я еще раз увижу, что кто-нибудь из вас, пусть даже это будет мой лучший друг, поднимет хоть кулак: чтобы ударить своего брата-северянина, самое меньшее, что его будет ждать – это плаха.Прокричав это в свой кожаный рупор, он приказал расцепить корабли и спустился в трюм, где отлеживался Ульв. Тот стонал и ощупывал рот, стараясь определить сколько у него выбито зубов.– Как ты думаешь, Ульв сын Оспака, люблю я свою правую руку? – спросил Харальд сурово, но не без дружеской теплоты в голосе.Ульв промямлил, что Харальд любит свою правую руку.– А что я сделаю, если меня ужалит в руку ядовитая змея и яд распространится по руке?Ульв молчал. Но под тяжелым взглядом Харальда он в конце концов не мог не ответить.– Ты отрубишь себе руку.Харальд кивнул. В эту минуту он был чем-то похож на дракона.– А зачем я ее отрублю, брат?Ульв сглотнул, потом ответил:– Чтобы яд не заразил все тело, командир.А Харальд сказал:– Так вот, Ульв, за этот флот я так же в ответе, как за собственное тело. И у меня не дрогнет рука отсечь любую его часть, от которой исходит зараза, могущая погубить все остальное.Ульв решил, что настал его смертный час. Он не стал оправдываться, а замер, раскинув руки и подставив командиру горло. Не открывая глаз, он проговорил:– Знаешь, Харальд, я часто думал о том, каково быть мертвецом. Болтают разное, что правда, что вранье, не разберешь. Поэтому я, в общем-то, ни о чем не жалею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59