Я уступлю… Пусть погибнет будущность этой несчастной девушки, но пусть она останется жива, пусть останется жива!..И он пошел к Деборе. Она встретила его той самой душераздирающей улыбкой, которая уже несколько недель терзала сердце бедного отца.– Дочь моя, – сказал он ей, – как ты себя чувствуешь сегодня?– Хорошо, батюшка; мне кажется, что я страдаю менее…Выражение, с которым были произнесены эти слова, опровергало их смысл.– Послушай, – продолжал Натан, – я должен сделать тебе признание и просить у тебя прощения…Дебора обратила на отца удивленный взор.– Признание?! Прощения? – повторила она.– Да… Я принес тебе много вреда, но раскаиваюсь… Еще есть время поправить все…– Зачем вы говорите такое, батюшка? Вы знаете, что никогда не можете ничем повредить мне…– Позволь мне продолжать, дитя мое. Я хочу говорить с тобою о кавалере Рауле де ла Транблэ.Яркий румянец заменил смертельную бледность на щеках молодой девушки. Она склонила голову на исхудалую грудь, но не сказала ни слова. Натан продолжал:– Знаешь ли ты, почему я не согласился отдать твою руку этому дворянину?– Вы мне говорили, батюшка, – пролепетала Дебора.– Я говорил тебе, что он не сделает тебя счастливой… Я говорил тебе, что он игрок и скоро промотает твое состояние…– Да, вы говорили мне это… И я вам не возражала, потому что, может быть, это было бы и справедливо!– Это не было справедливо… Я обманывался… Или скорее, я лгал… Для этого отказа у меня была другая причина…Глаза Деборы выразили удивление. Она могла только прошептать:– Другая причина! Какая же?– Представь себе… я едва смею признаться… в моей отцовской ревности я боялся, чтобы ты, сделавшись знатной дамой, не возгордилась, не стала презирать твоего старого отца… А видишь ли, я так люблю тебя, что мысль не быть исключительно любимым тобою терзала меня…– Я могу вас разлюбить!.. Я стану презирать моего отца!.. Ах! Как дурно вы судите обо мне!..– Теперь я понял это, дитя мое… Понял… И прошу у тебя прощения… Прошу на коленях…И старик в самом деле склонился перед дочерью.– Что вы делаете, батюшка! – вскричала Дебора, силясь приподнять его. – Что вы делаете!.. Отец на коленях перед дочерью!– Это мое место… Я останусь тут до тех пор, пока не услышу, что ты мне прощаешь…– Я не могу вам простить, потому что никогда не сердилась на вас.– Но ты страдала!– Это правда.– Теперь, когда я понял свое заблуждение… Теперь, когда нет более препятствий к исполнению твоего желания… Ты уже не страдаешь, не правда ли?– Нет более препятствий? – повторила Дебора, едва дыша. – Вы говорите, что нет более препятствий?– Да, дитя мое… Если ты все еще думаешь о кавалере де ла Транблэ… Я согласен, чтобы ты сделалась его женой…Эти слова жгли горло Натана как раскаленное железо. Как только он произнес их, Дебора громко вскрикнула и, встав с дивана, на котором лежала, упала без чувств на руки отца. Натан думал, что избыток изумления и радости убил ее. Если бы в эту минуту у него случился в руках нож, без сомнения, он вонзил бы его в свое сердце. Он ударился головой о стену, повторяя с судорожными рыданиями:– Я убийца своей дочери!.. Убийца! Убийца!..Потом он упал на колени возле безжизненного тела Деборы, приложился пылающим лбом к ее груди, которая казалась ему холодной, и вскричал прерывистым голосом:– Умерла!.. Умерла!.. И это я… Я… Ее отец… Убил ее!Но вдруг он почувствовал, как обе руки Деборы обвились вокруг его шеи, почувствовал на своей щеке, омоченной слезами, поцелуй и услыхал, как слабый голос шепнул ему:– Я счастлива… Очень счастлива… И теперь я не хочу умирать!..Через несколько минут после этого жид написал к Раулю:«Приезжайте, если вы все еще любите Дебору… Дебора ваша». XXV. Десять луидоров за яд На другой день Венера, каждодневно проводившая по нескольку часов с огорченной и умирающей Деборой, пришла в обычное время.В ту минуту, коша она приподняла портьеру, вот какая картина представилась ей: Дебора, в восхитительнейшем восточном костюме, прелестная своей бледностью, своими длинными великолепными черными волосами, заплетенными на голове в пышную диадему, сидела рука об руку с Раулем де ла Транблэ, приютившимся у ее ног на шелковой подушке. Со вчерашнего дня девушка будто преобразилась. Видно было, что жизнь возвратилась к ней! Молодость и любовь совершили это чудо, напрасно предпринимаемое докторами.Натан, стоя в нескольких шагах от описанной нами группы, любовался на нее с неописуемой улыбкой.«Дочь моя спасена, – думал он, – спасена. Но какой ценой!»Венера попятилась, как будто наступила на змею, как будто почувствовала уже в теле своем ее ядовитый укус. Она хотела убежать, чтобы излить свою ревнивую ярость в криках и рыданиях; но было уже слишком поздно. Дебора увидела свою приятельницу. Она встала и, все еще держа Рауля за руку, подошла с ним к Венере и сказала, протягивая ей другую руку:– Вот тот, о котором я вам говорила так часто, кого я любила… Вот мой жених.Венера уже успела принять спокойный вид. Она поклонилась и отвечала:– Я уже знаю кавалера де ла Транблэ.– Вы его знаете! – вскричала Дебора, устремив на Рауля и на Венеру подозрительный взгляд.– Эта девица спасла мне жизнь, – сказал Рауль.– Где? Как? – с живостью спросила жидовка.Рауль рассказал о ночном кровавом приключении на улице Прусвер.– Странно, что Венера вас не узнала, – прошептала Дебора, которая боролась с непреодолимым подозрением, – или, по крайней мере, мне непонятно, почему она не сказала мне, что узнала вас в тот день, когда, услышав ваше имя и приподняв портьеру, чтобы взглянуть на вас, она упала в обморок…– Сестрица, – перебила Венера, – неудивительно, что в тот день, о котором вы говорите, я не узнала кавалера:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142