Тяжелые шелковые занавеси, спускавшиеся с витых колонн моей готической постели, позволяли мне видеть только ту часть обоев, где красовалась Венера, выходящая из раковины. Туда-то направился взор мой, как железо, притягиваемое магнитом. Но едва взглянул я, как вскрикнул от изумления… Обои были на прежнем месте, но богиня исчезла! С неистовой быстротой раздвинул я занавес, разорвавшийся в моих руках, и увидал… увидал перед собою мою возлюбленную богиню, ослепительную и лучезарную. Она стояла у изголовья моей кровати, одной рукой удерживая вокруг стана свою белую тунику, а другою откидывая назад свои длинные светло-русые волосы. Изумление и восторг сделали меня безмолвным и неподвижным. Венера улыбалась.– Дитя! – сказала она мне голосом гармоничным, как сама гармония. – Дитя!.. Итак, ты меня любишь?..– Люблю ли я вас?.. – пролепетал я. – Ах! В сто раз, в тысячу раз более моей жизни!.. И вы это знаете, потому что вы богиня, а боги знают все…– Это правда… – сказала она, – я это знаю.– Иногда, – продолжал я, – случалось, что богини любили смертных… Богиня, хотите ли вы любить меня?..– Может быть… – отвечала она. – Как он похож на того, кого я так любила!.. – прошептала она потом. – Как он похож!..– Разве у меня черты Марса или Адониса?.. – вскричал я в порыве безумной радости.Венера опять улыбнулась.– Ни то ни другое, – сказала она.– Но на кого же я похож? – спросил я.– На твоего прадеда: на храброго и благородного кавалера Альберика де ла Транблэ…– Как, богиня, вы любили моего прадеда?– Более моей жизни!..– Несмотря на Вулкана?..– Вулкану не было до этого никакого дела… Я любила твоего прадеда, он любил меня… я была его любовницей. Я умерла двадцати лет, оставив ему мой портрет. Я была хороша; он хотел увековечить воспоминание о нашей пламенной и краткой любви и велел изобразить мои черты в образе Венеры…– А когда жил мой прадед?..– Двести двадцать лет тому назад…– В таком случае вам…Венера перебила меня, улыбнувшись в третий раз, и сказала:– Мне все еще двадцать лет, потому что я бессмертна…В эту самую минуту я почувствовал на моем лице душистые волны светло-русых волос любовницы моего прадеда… Сладостное дыхание коснулось щеки моей… Ее руки обпили меня… Губы, сухие и горячие, прильнули к моим губам… Я закрыл глаза – и не помню, что было после… кажется, я потом заснул.Когда я проснулся во второй раз, было уже светло, и я лежал один на моей постели. Светло-русая Венера заняла опять на обоях свое вековое место и по-прежнему, лучезарная и полуобнаженная, выходила из своей перламутровой раковины…– А, любезный кавалер! – вскричал регент с веселым смехом. – На этот раз, как я полагаю, вы сознаетесь без труда, что ваше чудесное приключение было не что иное, как анакреонтическое сновидение, которое снилось нам всем раз двадцать…– Извините меня, ваше королевское высочество, – возразил Рауль. – Но я не могу в этом сознаться.– Однако богиня, без сомнения, не оставила ни фазана, ни рябчика для убеждения в том, что приключение ваше было не сном, а действительностью?– Она доказала это другим образом, ваше высочество…– Каким же это образом, позвольте спросить?– Она оставила на моей постели три розы из своих волос… а это было в январе…– У вас на все готов ответ, кавалер!..– Я рассказываю, ваше высочество, только то, что было.– Нет возможности сомневаться, и я объявляю себя убежденным!.. Теперь посмотрим, скажите же мне, что случилось после? Вернулся ли к вам обольстительный призрак в первую пятницу следующего месяца?..– Я должен сказать более…– Вот как?..– Вероятно, Венера была пристрастна к любви еще более, нежели Гюберт к охоте…– И я нахожу, что Венера была права! – подхватил герцог Орлеанский.– Любовница моего прадеда вернулась на другую ночь…– Черт побери, кавалер! – сказал Филипп. – Верно, ей понравилось с вами!.. Итак, она пришла на другую ночь?– Точно так, ваше высочество… потом и на следующую ночь… Наконец через три месяца…– Она перестала приходить? – перебил герцог Орлеанский.– Извините, ваше высочество, она возвратилась бы, конечно, но меня отец отослал на несколько месяцев на берега Средиземного моря, потому что я побледнел и исхудал от бессонных ночей…– Что же, впоследствии ваше здоровье поправилось?..– Как нельзя лучше. Для того чтобы выздороветь, мне стоило только удалиться от моего восхитительного, но опасного вампира…– Но когда вы выздоровели, вы, верно, вернулись в замок Ла Транблэ?– Вернулся, ваше высочество.– Что же тогда случилось?– Ничего, ваше высочество.– Призрак не являлся?– Нет, и по очень простой причине…– По какой?– Отец мой – я так никогда и не смог узнать почему – велел снять и отнести в кладовую мифологические обои; я нашел во второй комнате такую же деревянную обшивку, как и в первой.– Но ведь была и третья комната?– Была, ваше высочество.– Тоже с обоями?– С обоями, и в ней-то поместили меня в тот вечер, когда я возвратился в замок Ла Транблэ. XIV. Третьи обои – Обои в третьей комнате, – продолжал Рауль, – были самой странной и любопытной вещью, какую только можно вообразить. Они были сделаны в эпоху очень отдаленную, и мне невозможно определить время точным образом. Они представляли царицу Савскую, приносящую подарки царю Соломону. Наивный рисовальщик, по рисункам которого были сделаны эти обои, придал большей части лиц угрюмые и свирепые физиономии. Соломон – великий Соломон!.. – несмотря на свой восточный костюм, больше походил на атамана разбойников, нежели на царя иудеев, мудрость и красота которого вошли в пословицу. Придворные его напоминали отставных солдат, а иерусалимские дамы имели вид женщин легкого поведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142