Прошло всего два дня после случившегося, и кошмары продолжали мучить ее.
— Хочешь еще опия, сага?
"По крайней мере, — подумал Энтони, — она позволяет мне заботиться о ней”.
— Нет, от него я все время чувствую себя одурманенной.
Энтони кивнул и легонько поцеловал ее в лоб.
— Я не желаю твоей жалости! — внезапно разозлилась она, ненавидя в эту минуту себя и его. Нет, она, конечно, ничего не скажет ему: узнав правду, он с отвращением отвернется от нее — ведь сама Касси испытывала по отношению к себе только брезгливость.
— Жалости? — переспросил граф, удивленно хмурясь.
Касси закрыла лицо руками.
— Я знаю, ты, должно быть, презираешь меня и поделом — ничего, кроме омерзения, я недостойна. Пятеро мужчин забавлялись со мной.
У графа перехватило дыхание. Пятеро! Нет, их было четверо! Жозеф говорил так уверенно!
— Кассандра, ты сказала пятеро, но их было четверо!
Касси оцепенела. Она сама не сознавала, что говорит, и хотя пыталась припомнить яснее, мысли путались. Только в кошмарах к ней возвращалась память.
— Пусть он вечно гниет в аду, — медленно выговорила она.
— Кто? — охнул граф, садясь.
Касси моргнула и уставилась в какую-то точку за плечом графа.
— Там был пятый.., их главарь. Жозеф лежал без сознания, и я считала, что он мертв. Когда я умоляла этого человека позаботиться о нем, тот ответил: “Пусть он вечно гниет в аду”.
— Так Жозеф не видел его?
— Нет, он пришел позже. — Образ неизвестного расплывался перед глазами. — Он чем-то отличался от остальных.., и не насиловал меня. Но именно этот, пятый, приказал нас убить.
— Чем он отличался, сага? — спросил граф, вынуждая себя говорить как можно спокойнее. Касси беспомощно покачала головой:
— Не знаю.., не могу вспомнить.
— Это не имеет значения, Касси, — мягко шепнул граф.
— Жозеф сказал, что ты убил двоих, Джулио и Джакомо.
Касси вспомнила серое от боли лицо корсиканца. Граф принес ее в спальню Жозефа и даже оставил их на несколько минут наедине.
— Что еще Жозеф говорил тебе?
— Что эти люди — bravi. У каждого татуировка на руке — змея, обвившая меч.
Широко раскрытые синие глаза с недоумением уставились на графа.
— Но кому понадобилось убивать нас?
— Не знаю, Кассандра, но обязательно найду остальных и добьюсь признания, — пообещал граф и, слегка улыбнувшись, добавил:
— Кажется, Жозеф — настоящий кладезь сведений.
— Он выживет?
— Не знаю, Кассандра. Жозеф уже не молод, а рана тяжелая.
Касси поскорее отвернулась, чтобы скрыть готовые хлынуть слезы. Граф погладил ее по голове:
— Может, попробуешь заснуть, сага? Но ядовитая горечь внезапно затопила сердце. Касси, задохнувшись, пробормотала:
— Ребенок. Я потеряла ребенка.
Энтони судорожно прикусил губу, боясь выплеснуть бессильную злобу на тех, кто осмелился сделать такое с женщиной, которую он любил.
— Кассандра, послушай, — с трудом выговорил он наконец. — Мне жаль наше дитя, но ты для меня важнее всего на свете. Пожалуйста, поверь мне и забудь о своей несуществующей вине. Главное — ты жива, и я люблю тебя. Остальное не имеет значения.
Одинокая прозрачная капля сорвалась с ее ресниц и поползла по щеке. Энтони быстро смахнул ее.
— Подумай, сага, — пошутил он, — как только ты поправишься, снова сможешь в любую минуту дать мне нагоняй, если посчитаешь, что я становлюсь невыносимым тираном.
Касси проглотила слезы и вынудила себя улыбнуться.
— Ты всегда будешь тираном, — прошептала она, уткнувшись носом ему в ладонь.
* * *
На следующее утро синьор Биссоне, уставший и угрюмый после очередного визита к Жозефу, постучал в дверь спальни, где граф сидел подле Касси. Накануне вечером доктору пришлось покинуть виллу, чтобы принять роды у Катерины Пизани. Дав жизнь маленькому сыну, женщина умерла на рассвете от потери крови.
— Просто поразительно, — пробормотал он, покачивая головой, — почему Господь в своей бесконечной милости предпочел загасить жизнь девятнадцатилетней девочки.
— А Жозеф? — резко спросил граф. Синьор Биссоне извинился за свою невольную бестактность и печально нахмурился:
— Милорд, будь он молод и здоров, его лихорадка тревожила бы меня меньше. Я, конечно, удалил гной из раны. Но у корсиканца не было времени восстановить силы. Он стар, ваша светлость.
— Что вы хотите этим сказать? — нетерпеливо спросил граф.
— Он не выживет.
— Нет! Этого не может быть! Касси вскочила, прижимая к себе одеяло, и лихорадочно затрясла головой:
— А я говорю, он поправится! Я сама стану ухаживать за ним! У него сильная воля, он не позволит лихорадке убить себя, когда даже эти негодяи не смогли его прикончить!
Задохнувшись от возмущения, она замолчала. Доктор с каким-то странным выражением уставился на нее.
— Ты говоришь по-английски, Кассандра.
— Простите, — промямлила она.
— Синьорина говорит, что при надлежащем уходе Жозеф может поправиться.
Синьор Биссоне осторожно поставил на стол хрустальный бокал и отвесил поклон графу.
— Вполне возможно, ваша светлость, — сухо заметил он. — Я велел этой женщине — Марине поить его отварами. Если ему станет хуже, я, конечно, немедленно вернусь. Но так или иначе, сегодня вечером я снова его осмотрю.
— Только вечером?!
Доктор мрачно воззрился на молодую женщину. Он не знал, кем она доводится графу, но, по-видимому, придется проявить снисходительность, хотя бы из-за состояния несчастной. Слишком много ей пришлось пережить!
— Боюсь, в этом случае медицина бессильна, синьорина.
— А я боюсь, ваше отношение к больному не имеет ничего общего с медициной.
Граф заметил, как врач оскорбленно поджал губы, и поспешил вмешаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130