Но послушай, что произошло во вторник кануна Великого поста, то есть позавчера, на банкете в Лувре.
Баллерини поднялся и, продолжая говорить, начал расхаживать по комнате:
— Мое скромное участие в славной операции Беро привело к тому, что я был вынужден во время своего пребывания в Париже, которое я вообще-то хотел сделать как можно более кратким, испытать на себе всю тяжесть королевских милостей. Так, несколько недель назад я получил приглашение посетить празднование кануна Великого поста. Я не знаю, каким образом этой Эрман удалось так распределить выступления, чтобы поставить бедного придворного шута, который руководил церемонией, в совершенно немыслимое положение. Король и герцогиня, одетые как лесной дух и нимфа, сидели за столом в передней части бального зала, а остальные гости располагались за столами, расставленными в остальной его части. Как обычно, было поставлено несколько танцевальных номеров, из-за которых вся Европа завидует французскому двору. Я много слышал об этом искусстве и должен сказать, что, хотя мои земляки итальянцы являются непревзойденными художниками и скульпторами, искусству балета им надо учиться у французов.
В последнем балете происходило нечто, о чем я должен рассказать тебе чуть ли не в лицах. Представление называлось «Балет чужеземных народов», и в нем было показано своеобразное танцевальное путешествие по миру. Корабль с капитаном и матросами плывет по Мировому океану и заходит во время этого путешествия в порты самых отдаленных стран. В каждой из этих земель, вопреки рассказам о таких экспедициях, какие мне приходилось читать, моряков встречали пением, танцами и дружеским обхождением, а потом с миром отпускали восвояси. В балете было между прочим показано путешествие в Индию. Труппа едва одетых индианок вышла на сцену и поразила присутствующих действительно волшебным по красоте танцем. Наконец вся группа подошла к столу короля и герцогини, и каждая танцовщица по отдельности показала королю свое искусство. В этом, по меркам французского двора, не было ничего особенного или необычного. Наварра щедро угощался, а взгляд его блуждал там, куда он не мог дотянуться рукой. Но когда закончила выступление предпоследняя танцовщица, короля словно подменили.
Весь зал затаил дыхание. К королю, грациозно танцуя, приблизилась индийская Афродита. Наварра на глазах превратился в юношу, никогда не видевшего женского тела. «Вот еще одна шлюха для короля», — прошептал кто-то возле меня. Я взглянул на герцогиню, но ее лицо не выразило ни малейшего волнения. Я спросил Беро, который стоял рядом со мной, кто эта девушка, и он в ответ шепнул мне, что это юная д'Антраг. Ее зовут Генриетта, но мне не стоит обращать на нее слишком большое внимание, старому льву просто бросают кусок свежего мяса, не более того. Балет сорвал бурные рукоплескания, и сам Наварра не погнушался щедро приласкать своих верных служанок. Я вряд ли сохранил бы в памяти такие подробности, если бы вскоре после этого не произошло событие, выставившее замечание Беро в совершенно неожиданном свете.
Шико, королевский шут, внезапно появился перед гостями с лютней, а за его спиной поставили семь картин, которые, однако, до поры до времени находились в чехлах. Шико ударил по струнам и запел. Я не мог разобрать слов, ибо не слишком бегло говорю на французском языке такого рода. Очевидно, однако, что он воспевал красоту женщин, прославлял их обольстительность, добродетели и то колдовство, с помощью которого они обретают власть над нами, мужчинами. После каждой строфы слуга снимал чехол с очередной картины. На одном полотне, словно в подтверждение песням Шико, был блистательный портрет знатной дамы за утренним туалетом. До меня не слишком полно дошел смысл этой игры, но гости банкета, и прежде всех сам король, получали от этого представления истинное удовольствие.
Постепенно в сюжетах представленных картин стали происходить интересные изменения. Шико воспел, насколько я мог понять его цветистый язык, страдания Актеона. На одном из полотен была запечатлена соответствующая сцена. Из ручья выходит Диана, а на заднем плане едет рыцарь, собаки которого рвут на части несчастного, уже превращенного в оленя Актеона. Когда открыли следующую картину, то на ней все мы увидели тот же сюжет. Только на месте Дианы была…
— …герцогиня де Бофор.
— Да, а рыцарь на заднем плане…
— …оказался самим Наваррой.
— Ты знаешь эти картины?
— Так же как собственную ладонь.
— Ну, тогда тебе, должно быть, известно и все дальнейшее. Шико запел о вечной любви, о супружеской верности, о счастье, которое приносят нам наши дети, и о целомудрии и добродетели. Шико украсил свое выступление множеством острот, которые не раз исторгали смех у всех присутствующих. Сняли очередной чехол, и гости увидели предпоследнюю картину, на которой была изображена знатная дама в ванне, окруженная двумя детьми, кормилицей и камеристкой, которая ставит на стол, расположенный на заднем плане картины, кувшин с водой.
— Великий Боже… это же картина из Шенонсо?
— Рядом с дамой блюдо с фруктами, и ее маленький сын…
— …стоя позади ванны, тянется ручонкой за яблоком. Не трудитесь. Я знаю эту картину лучше, чем вы вырезанные из груди сердца и легкие. Это был лишь пролог к моему первому портрету герцогини.
— Но на этом портрете ты, без сомнения, заменил лицо неизвестной дамы лицом герцогини, не так ли?
— Да, правда, я ввел и другие изменения, но это было самым важным.
— Значит, Шико думал, что на последней картине, которую предстояло открыть, будет изображена герцогиня в такой же позе, сидящая в ванне в окружении своих детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135