Это зовется агорафобией. Я говорила тебе.
В ее голосе слышалась победная нотка: я же говорила тебе .
— Давай уедем, Кейт. Куда-нибудь подальше. Не твои это дела, и уж точно не мои тоже.
Она посмотрела на него.
— Не глупи. Том. Я не могу уехать отсюда. Неужели ты ничего не понимаешь?
Все это безнадежно и абсурдно.
— Заканчивай свою книгу, Том, — сказала она негромко, направившись к двери. — Тогда все переменится, я уверена в этом.
20
Жизнь подчинялась схеме. Стоя у края дороги, Бирн ожидал появления Рут. Ему нужно было кое-что спросить у нее, выяснить, где и что разместить в огороде, но стоял он здесь не поэтому.
Он едва признавался в этом желании самому себе. Лишь когда Рут опустила стекло, и Бирн заметил, что она рада, облегчение подсказало ему причину. Повинуясь внезапному порыву, он сказал:
— Не выпьете ли чаю? Зайдите, посмотрите, как теперь у меня в коттедже.
— О'кей. — Она сразу же выключила двигатель и вышла из машины. Вместе они направились к домику.
Внутри он сделал немногое: просто переставил книги на полке и слегка прибрался. Бирн поставил на стол кувшин с дикими цветами, другой — на подоконник над раковиной, чтобы яркие пятна рассеяли серость стен.
— Так лучше, — сказала она, тронув ладонью лепестки. — Но, если вам что-нибудь нужно, в доме на чердаке найдется любая мебель.
— Да, я знаю. Кейт говорила мне. Только зачем стараться, ведь я скоро уеду отсюда.
— Опять за свое, Бирн? — Рут вопросительно посмотрела на него. — По-моему, уже пора передумать. Я не намереваюсь еще раз просить вас, решайте сами, все мы взрослые люди.
Он улыбнулся.
— Безумство, не правда ли?.. Такая мучительная нерешительность… однако мне действительно придется уехать отсюда, рано или поздно; есть такие дела — скучные, но важные, — которые мне необходимо уладить.
— Тогда приведите их в порядок, а потом возвращайтесь.
Все так просто. Странно, что он еще не понял этого. Можно уладить свои отношения с армией, а потом вернуться…
— Я вполне могу это сделать, — сказал он неторопливо.
— Мы можем сделать поместье прекрасным! — заявила Рут. — Когда я была маленькой — мы жили тогда с Алисией, — здесь еще можно было видеть следы старых клумб. Большую часть их перекопали во время войны и засадили овощами, и осталось немногое, но Алисия говорила, что здесь был парадный сад вроде парка, как в Сиссингхерсте. Дорожка к библиотеке была засажена ирисами. Какая роскошь заводить целые клумбы с цветами, которые цветут лишь пару недель!
— Имея одну или две подобные достопримечательности, парк можно открыть для публики.
— Я знаю, но для этого нужно время . Потом денег у меня нет, я вынуждена работать и слишком устаю…
— Рут, ну зачем вам эта благотворительная работа?
— Но это же малость! Раз в две недели и все.
— А вы не находите ее угнетающей?
— Иногда. Главное — эта всегдашняя беспомощность, понимаете. Ведь ничего сделать нельзя. — Она помедлила. — И все-таки каким-то образом работа эта оправдывает себя.
— А вы уверены в том, что не делаете ошибок, не ухудшаете положения дел…
— Бывает. Конечно, слово — могучий инструмент. Используя его, нельзя проявить излишней осторожности. Но нужна жесткая тренировка и поддержка. Привыкаешь постоянно избегать грубости.
Бирн ждал, пока закипит чайник, но Рут посмотрела на часы.
— Знаете что, по-моему, чай можно отложить на другой день. Пора возвращаться. И Саймон ждет, потом мне сегодня нужно пометить кучу белья.
Рут направилась к двери, он проводил ее взглядом до машины. Быть может, он действительно вернется сюда. Поможет Рут реализовать ее мечту и превратит коттедж в подобие дома… Взгляд его лег на пухлый бумажник, оставшийся на книгах. Возврати его теперь же, подумал он, отделайся от денег Питера Лайтоулера.
Положив его в карман пиджака, Бирн оставил коттедж.

Он заблудился. Чтобы сэкономить время, он направился лесом, но узкая роща, пронизанная дорожками и тропками, казалось, завязалась узлом — так что Бирн не нашел дорогу на Тейдон-Бойс.
Все это было настолько глупо, что Бирн просто не верил себе. Судя по положению солнца, Тейдон находился к юго-востоку от поместья, дойти было несложно. Солнце почти не проникало в глубокие тени под большими деревьями, но это ничем не могло помешать ему. Бирн прошел несколько миль, не сомневаясь в том, что рано или поздно найдет дорогу, однако все тропы исчезали в папоротниках и ежевике.
Бирн не мог понять причин подобных блужданий. Он не принадлежал к тем, кто не может обойтись без карты и компаса, и всегда доверял собственному чутью. Он даже привык поддразнивать Кристен, вечно не знавшую куда идти.
Кристен. Сегодня он не вспоминал о ней и вчера тоже. Впервые за последние три месяца он сумел протянуть три дня, не подумав о Кристен, не напомнив себе о том, что произошло с ней.
Бирн уселся на мягкий ворох прелой листвы — спиной к упавшему бревну — и прикрыл глаза от разящего солнца.
Частью ума он понимал, что забвение благотворно: иначе он не придет в себя, иначе не может быть. Кристен должна раствориться в прошлом, и память о ней померкнет.
Тем не менее это было нехорошо. Гнев, вина и горечь мешали этому. Неправильно. Ничто еще не закончилось в его памяти; воспоминание оставалось столь же ярким и страшным.
Он вспомнил, как вышел из дома, направляясь под зимним солнцем к лавке на вершине холма, где продавались газеты, молоко и сигареты.
Там оказался Дэвид.
Он был высок — на пару дюймов выше Бирна. Подстриженные с научной точностью прямые соломенные волосы, карие глаза. В моменты смущения и задумчивости он привык потирать нос.
Ну а смутить Дэвида было нетрудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117