— Видишь, нам нельзя терять времени!
И бургомистр, окинув недобрым взглядом мятежную толпу, кивнул в знак согласия.
После этого торжественного празднества Клаус и Герд Виндмакер посетили Хозанга. Дом Хозанга находился недалеко от кирхи святого Николая, поблизости от ратуши; это было старое здание, которое уже простояло на этом месте, наверное, не меньше ста лет и среди больших, недавно окрашенных зданий, выглядело довольно скромно. Высокий фронтон устремлялся вверх семью уступами так, что казался похожим на торчащую кверху семипалую руку. Фасад здания был непритязательный, гладкий, без эркеров и каких-нибудь украшений. И внутри здания была такая же простота. На полу стояли бочки и мешки. Деревянная лестница вела в верхние этажи.
Они сидели перед купцом в длинной, почти пустой комнате, в которой стояли широкий стол, несколько стульев и весы; тут же находился и огромный волкодав, который не спускал глаз с незнакомых людей. Клаус просил купца взять его матросом. Он показал рекомендации уважаемых горожан: мастера Тибада — бочара, у которого он работал зимой, и мастера рыбного цеха — хорошего знакомого Герда Виндмакера.
Хозанг молча рассматривал обоих парней. Простое непринуждённое поведение Клауса понравилось ему: «Из этого вышел бы добрый моряк».
— Ты должен быть готов к борьбе, если хочешь на мой корабль, — сказал он. — «Женевьева» — одно из тех судов, которое постоянно подстерегают опасности. С тех пор как я стал ратсгером, пираты особенно интересуются этим судном.
— С тех пор как вы стали ратсгером? — не понял Клаус.
— Мои враги — могущественные люди, — пояснил купец.
— Я думаю, пираты — враги всех купцов, — ответил Клаус.
— Ты ошибаешься. Кое-кто из купцов с ними заодно. А есть такие купцы, которые и сами непрочь заняться пиратством. А один… Один из моих врагов очень влиятельный человек.
— Но зато у вас сотни друзей! — воскликнул Клаус.
— Один враг — это много, а сотни друзей — это мало, — смеясь ответил Хозанг.
— Вы имеете в виду Вульфлама, не так ли? — вмешался Герд.
— Весь город знает моего врага, — ответил Хозанг.
— И я знаю одного из этих Вульфламов, — горячо начал Клаус, — того, который был фогтом в Сконе. Он высек восьмерых олдерменов и одному выколол глаза. Но преступление, за которое он их наказал, было подстроено им самим, чтобы присвоить их жалованье.
— И, наверное, ещё и кассу витта, — заметил Хозанг, — он и о ней позаботился, не так ли?
— Да, но её потом нашли. А это значит что он сам её и спрятал.
— Что? — Хозанг даже вскочил с места. — Её нашли?
— Ну, конечно, иначе бы нельзя было расправиться с олдерменами, — ответил Клаус.
Хозанг снова уселся на свой стул.
— Так вот что, — пробормотал он, — а город Штральзунд должен возместить ему шесть тысяч марок, которые, как утверждают, были украдены в Сконе. И никому не известно, что пропажа нашлась.
— Мнимая пропажа, — заметил Клаус.
— Так оно и есть, — произнёс Хозанг. — И вот, скажите мне, — горько усмехнулся он, — разве это не пират?
— Нет, — тотчас же возразил Клаус, — Он подлец! Пираты не лишены чести.
— Уже восемнадцать лет бургомистр не отчитывается перед горожанами за деньги, которыми распоряжается. Уже восемнадцать лет, с тех пор как он стал бургомистром! — Лицо Хозанга было бледно от гнева. Он опустил взгляд, смотрел перед собой на стол и продолжал: — Даже если бы во главе магистрата стоял кто-нибудь из знати, занимающейся разбоем, он и то не стал бы так бессовестно грабить горожан, как этот патриций и иже с ним. Стыд и срам… — Он посмотрел Клаусу в лицо. — И ты хочешь быть у меня матросом?
— Только у вас, — ответил Клаус.
Корабельный священник Амброзиус сидел в кабинете бургомистра Бертрама Вульфлама, рядом с которым, опершись на меч, стоял весь закованный в железо его сын Вульф.
— Господин священник, — сказал бургомистр Вульфлам, — нас интересуют события на «Женевьеве», вы совершили на ней последний рейс, и можете рассказать кое о чем. Итак, матрос, его звали Эриксон, не правда ли? Датчанин или норвежец, он погиб, так ведь? Я слышал — погиб в борьбе с пиратами…
— И, говорят, от рук пиратов, — добавил Вульфлам.
— Да, это верно. Восточнее Готланда мы подверглись нападению финских пиратов. Но мы сумели от них отбиться.
— И этого Эриксона убрали не свои собственные люди? — спросил бургомистр.
— Исключено, ваша честь, — воскликнул священник. — В его груди сидела стрела вражеского арбалета. Я сам читал ему отходную.
— Так, так, — сказал бургомистр и мрачно посмотрел на слугу божьего, которому стало не по себе, потому что он почувствовал, что тут задумано преступление, и ему видимо, определена какая-то роль. — Хозанг утверждает, что закупил в Ревеле только меха и сало, но я имею сведения, что у него на борту были и серебро, и золото, и дорогие ткани, и ковры. Вам не удалось ничего заметить во время погрузки?
— Нет, нет, ничего похожего, бог мне свидетель! — испуганно воскликнул священник.
— И на борту все было в порядке? — спросил младший Вульфлам.
— Вполне, я не могу сказать ничего плохого.
— Ну, преподобный, — язвительно рассмеялся старый Вульфлам, — это, пожалуй, было единственное судно в море, на котором все в порядке. Вас обвели вокруг пальца, вас обманули. И вы не сумели раскрыть их проделки.
— Ваша честь, я могу говорить только о том, что видели мои глаза. Не забывайте, что я не купец и не моряк, моя служба на корабле…
Вульфлам недовольно мотнул головой: это становилось скучным.
— Вы не будете больше ходить на «Женевьеве», преподобный, вы мне очень нужны, я не могу обойтись без вас. Скажите об этом Хозангу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52