..
- Я уж не знаю, - вздохнул я. - Но подумалось мне, что всей семьей мы как-нибудь отобьемся, а если поврозь будем, то нам точно не жить. И потом...
- Да?..
- Катерину помнишь? Кроху такую, внучку Степана Никанорыча, которому большой дом в Старых Дачах принадлежал?.. Хотя, какая она кроха, она ведь, я сейчас соображаю, постарше тебя будет, хоть и помладше Григория с Михаилом...
- Что-то припоминаю, хотя и смутно... - Константин нахмурился. - А старый дом - это ты про тот, который ещё дурным называют?
- Про него, про него... И тут, вишь ты, какая история. Бандюги подчищают всех, кто хоть какое-то касательство к этому дому имел и кто с Катериной хоть мимолетно мог общаться... А ты разве не слышал, о чем мы талдычили?
- Так то ж на другом конце стола было, и на нашей половине стола все говорили враз, разве услышишь?
- Так вот, они внушали мне, что Степан Никанорыч, оказывается, штатным палачом был...
- Что-о? - у Константина глаза округлились, он ещё глоток из бутылки сделал, перед тем, как мне передать.
- Да то, что слышишь. И какой-то невнятный намек проскользнул, что, мол, все разборки идут оттого, что Степан Никанорыч, во время оно, за свои палаческие заслуги этот дом получил, и что внучку палача защищать или покрывать - это последнее дело. Дьяволово отродье и сдохнуть должно по-дьявольски..
- Погоди... - Константин хмурился, продолжал мозгами ворочать. - Эта женщина, что тебе тысячу за шабашку отвалила... Это Катерина, что ль? Приехала? И ты в дурном доме шабашил?
- Шабашил я в дурном доме. А Катерина это или нет, я не знаю.
- Как это - не знаешь? Как это может быть?
- А вот так. Хозяйка дома - такая же блондинка, какой Катерина была. Красивая. И Катерина была красавицей. Но, при этом, богатая так, как только акулы нынче бывают богатыми. И хватка у неё акулья. Достаточно её ледяные глаза увидать, чтобы поджилки затряслись. Такая, знаешь, которой кровь людская как водица. Через все переступит баба, если ей понадобится. А Катерина - она теплая была. Хотя, как знать, люди меняются, я-то когда Катерину последний раз видел, ей сколько было лет? Десять? Двенадцать? А сейчас, по всему, должно этак двадцать два - двадцать три выходить. Может, и двадцать четыре. Кто знает, какой она стала, к двадцати четырем годам? Может, и разбогатела, и озверела. Да, и еще. Эта блондинка все-таки немного постарше Катерины выглядит. Я бы сказал, что ей скорей под тридцать. Хотя, с другой стороны, сейчас в женском возрасте не разберешься, столько всяких у них примочек появилось, чтобы и моложе выглядеть... и постарше, когда надо. А могла Катерина за эти годы разбогатеть и озвереть? Могла. Могу я с уверенностью опознать во взрослой девахе маленькую девочку? Нет, не могу. Вот и гадай тут.
- А она-то... как она тебе представилась?
- Татьяной представилась.
- Значит, не она, - сделал вывод Константин. - А Катерина дом кому-то продала, после смерти деда.
- Не скажи! В том-то и дело, что дом никому не продавался. Меня и бандюги заверили, и я сам проверил... Катерина только что в права наследства введена, после смерти деда. Куда ей было дом продавать? И хозяйкой она представилась... Да могла и не представляться, по всему видно, что хозяйка, что дом ей принадлежит. А что Татьяной назвалась - так я сам тебе хоть кем назовусь, если мне захочется. В общем, наши бандюги уверены на все сто, что это она. Катерина то есть.
- А ты сам что думаешь? - после паузы спросил Константин.
- А я тебе говорю, что не знаю! Вот, твоих братьев попросил проверить по пути, если у них получится.
- Но к чему ты больше склоняешься? - поинтересовался он.
- Я-то?.. - я призадумался. - Я к тому склоняюсь, что это все-таки не она. И что какая-то очень странная игра вокруг этого дома идет. И если мы не разберемся, что за игра, то точно головы сложим. А если раскусим эту игру, то, Бог даст, выкрутимся... Пошли, в общем, - я выкинул пустую бутылку в кусты. - Ты для баньки воды натаскаешь и затопишь, пока я передохну? Мне сейчас банька - первое дело!
- Все сделаю, батя, - заверил он. - Мне и самому охота отпариться, после всех этих... историй.
И пошли мы с ним к дому. Заходим в деревню, так первая же бабка, сидящая на лавочке у своей калитки, окликает:
- Гей, сердечные! Неужто вас отпустили?
- Отпустили! - машу ей рукой. - Отпустили, Павлина Ивановна! Все проверили, в невиновности нашей убедились, и отпустили!
Ну, естественно, слух, что нас отпустили, по деревне вперед нас волной бежит. Мы только к дому подходим, а Зинка навстречу нам несется, раскрасневшаяся и счастливая.
- Родненькие мои! Я уж и не ждала! Ведь в тюрьму легко попасть, да трудно выйти! Я уж думала, найдут вас, за что укатать, даже если вы от этого трупа отбоярились, чтобы не получалось, будто зря вас взяли! Лет на десять с вами прощалась, родимые!..
- Все нормально, Зинка, - говорю я. - Переломили мы их, и до поры вздохнуть можно. Вот только баньку нас соорудить надо, чтобы тюремный дух из нас вышибить, чтобы ничего от этих суток прилипшим на нас не осталось. Ты уж извини, но я передохну немного, пока Константин будет баньку заряжать, а потом, за ужином, и потолкуем обо всем. Сама видишь, тряхнуло нас так, как за всю жизнь иногда не встряхивает!..
Знал бы я, что это только начало всей тряски...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ох, и знатно я в тот вечер попарился в баньке! Не то, что до седьмого пота, а, наверно, до двадцатого, если не до тридцатого. Вроде, знаете, и не стоило так: после всего того, что было выпито и пережито за сутки с лишним, у меня и сердце начало пошаливать и, по гулу в голове судя, давление вверх рвануло, у меня ж как в трансформаторе бывает, двести двадцать на сто двадцать семь, и раза два меня уколами откачивали за прошедшие годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107