Видно, в окно нас углядела.
И стоит она, в ослепительно белом своем костюме, волосы золотом сияют, и в глазах море плещется. Ждет, когда мы подойдем, одну руку на перила веранды положила, в другой так и держит душистую свою сигарету. Честное слово, Царевна Лебедь, навстречу витязям выплывшая, да и только.
И заметил я, что Мишку как покачнуло, будто обухом ему в лоб врезали. Он даже оступился малость, запткнулся. И глаз уже не может от этой царевны златовласой отвести. И, ведь, вроде, все про неё знает: и что не его она поля ягода, и что, сердцем не дрогнув, человека к смерти приговорит. Ан нет, сгинул парень, утонул в её глазах, в этом море зелено-синем, где солнечный луч золотом по гребешкам волн пляшет, а то вдруг туча набежит, и в червленое серебро это золото сперва превращается, а потом словно прозрачной тьмой обволакивается, как наша Волга перед грозой на Илью Пророка, и такие молнии ходят в небе, покачиваясь, будто стволы дубов под ураганом, что и у самого смелого сердце захолодит: а вдруг этот огненный дуб прямо на тебя обрушится.
Вот у Мишки сердце и захолодило, и захлестнуло... Я так ясно видел, что с ним происходит, будто в башке у него сидел, и его глазами смотрел, и его ушами слышал. Да ведь объяснимо оно: плоть от плоти моей, кровь от крови, как же мне не видеть его насквозь?
И совсем мне смутно стало. Вот еще, такой напасти не хватало нам только, ко всем прочим. Хотя... я головой мотнул, пытаясь свои эти самые, предчувствия отогнать. Знамо дело, молодое, горячее, как в красоток не влюбляться? Перемелется, мука будет. Хуже было бы, если б мой сын колодой бесчувственной на таких красавиц, как эта Татьяна, смотрел, пустыми глазами.
Вот Гришка, тот спокойным остался. Но его бесчувственным назвать было нельзя: просто Катерина засветила ему как свет в окошке, и теперь он, видел я, ей одной дышит, поэтому и нет для него других соблазнов. Вот, да, бывает так: красивые девки рядом вертятся, а у тебя уже к одной душа прикипела, и на остальных не то, что не глядишь, но они тебе становятся как картинки все эти глянцевые - посмотреть приятно, а сердца не трогают.
А Татьяна, вишь ты, заметила, какое впечатление на Мишку произвела, и улыбнуться сумела так, что, вроде, и всем нам улыбнулась, а, вроде, только ему. Мишка, понятное дело, совсем поплыл, а мне ещё смутнее стало.
А она заговорила, мелодичным своим голосом:
- Здравствуй, Катя. Очень рада тебя видеть, и очень рада, что ты такая обязательная. А гвардия у тебя замечательная! С такой гвардией любую дорогу проделать не страшно, да? Это, выходит, дядя Яков, твои сыновья-богатыри, которыми ты так гордишься? Заходите, располагайтесь, передохните после дальнего пути.
И вошли мы в этот дом - будто рубеж перешли, который отделил нас от всей нашей прошлой жизни.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
- Ну? - осведомился генерал Пюжеев. - Теперь, надеюсь, и ты понимаешь?
- Да, - сказал его адъютант. - Теперь и я понимаю.
Он ещё раз проглядел дополнительные данные.
- Итак, Антон Горбылкин давно на заметке у местной милиции, как скупщик краденого, - Лексеич проговаривал все выкладки вслух, чтобы ничего не упустить. - Прежде всего, скупщик всего мало-мальски ценного, что воруют с пустующих дач. Геннадий Шиндарь промышлял, среди прочего, налетами на пустующие дачи. Если мы предположим, что у него была пассия, из местных, помогавшая ему в его "благородном деле", то все становится на свои места. Они обворовали какой-то пустующий дом, в котором девка прикарманила дорогущую губную помаду - и, надо думать, прочую парфюмерию. И нарвалась, по Угличу шикуя, на бандюг, которые по этой парфюмерии, уникальной для тех мест, поняли, что она побывала в этом доме. Почему-то это им очень не понравилось. Они сцапали девчонку и устроили ей допрос с пристрастием. Вытрясли из нее, кто ещё побывал в этом доме и, вообще, к кому ещё могли попасть вещи из этого дома. Девчонку, конечно, потом прихлопнули. И стали подчищать остальных. Прикончили Геннадия Шиндаря, сгребли Горбылкиных, чтобы и их как следует допросить. Но младший Горбылкин, зная, какая судьба его ждет, сумел вырваться, ударив ножом одного из своих сторожей - с неистовством отчаяния и страха продрался, так сказать. Нам бы его найти...
- Найдем, - небрежно сказал генерал.
- Мне продолжать?
- Да... Да, продолжай, пожалуйста.
- А дальше, мы можем с определенностью сказать, что этот дом принадлежит Богомолу. Иначе все её движения и поступки не имеют никакого смысла. Итак... Бойцы, которым было поручено ликвидировать девчонку и схоронить её труп, заваливаются в кафе после трудной работы, отдохнуть и расслабиться. Видно, они были здорово умотаны, раз один из них не до конца стер с лица помаду... Да и царапины на щеке... Ясно, что они с этой девчонкой потешились, прежде, чем прикончить. Богомол, оказавшаяся в кафе, узнает свою губную помаду. На косметику у неё глаз наметанный, и ей известно, что такую помаду можно было найти только в её доме. Она заманивает четырех мордоворотов в ловушку. Двух убивает сразу же, двоим устраивает допрос, увезя за город. Узнает что-то очень важное... Что-то должно быть необыкновенно важное, чтобы она высунула нос из своего убежища, в котором бы ей ещё месяца два сидеть и сидеть, и напрямую, раскрываясь чуть не перед всем светом, обратилась к вам. Вопрос - что?
- Этот вопрос мы чуть позже распотрошим, - сказал Повар. - Давай дальше.
- Дальше... Да, кстати, должен заметить, что убежище она и впрямь подобрала себе на славу. В жизни никто бы её не зацепил, даже мы.
- Умеет... - пробурчал Повар.
- Так вот, далее мы имеем труп Геннадия Шиндаря, который из багажника машины перекочевал в землю, в дальний конец огорода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107