— Мы как дети, честное слово. — Скрутила верёвочку на пальце колечками и спрятала в кармане пальто.— Это важно, — не совсем понятно сказал он.
В этот вечер перед самым отбоем в комнату к Алене постучал Семён Раков и, получив разрешение, вошёл. Алена и Валерия уже лежали в постелях. Семён сел на стул, опасливо оглядываясь на дверь, — боялся, как бы не вошла дежурная медсестра и не прогнала его.— Не оглядывайся, кавалер, — бросила ему Валерия. — Пришёл, так уж не бойся.— Послушай, Алена, — обратился он к землячке, — ты говорила, что живёшь в Сурове? Да? А в Кривой Ниве не жила до войны? Мне твоя фамилия знакома. Жили когда-то Комковы в Кривой Ниве.— Ой, Семён, жила там, оттуда я.— Вот, значит, угадал. А я из Силич, там до войны жил. А теперь в Братьковичах. Так мы, значит, соседями были. Силичи от Кривой Нивы в шести километрах.— Жила я там, жила, — сказала Алена и села, натянув на грудь простыню. — А после войны ни разу и не была.— Я твоего отца помню. Он же Азара Бурбуля племянник, так?— Ага, племянник.— А Бурбули наша какая-то родня. Выходит, и мы с тобой не чужие. — Семён обрадованно подвинул стул ближе к кровати Алены. — Ты и похожа на Бурбулев род, у них все такие светловолосые. А родители твои с тобой живут в Сурове?— Нигде не живут. Нет их, Семён. Их… — голос Алены дрогнул, — каратели убили.— Вон оно как… — растерялся Семён. — Я же не знал, ей-богу, не знал. Царство им небесное, земля пухом. — Семён торопливо вскинул руку, машинально перекрестился. — А я думал, они с тобой живут.— Из нашего рода одна я осталась.Семён пробормотал что-то, встал, дошёл до порога, остановился, снова заговорил:— А ты знаешь, я тебя, кажется, припоминаю. Девчушка такая с белой косой. Ты с подружками к нам в Силичи перед самой войной на гулянки прибегала. Прибегала, так? И хочешь скажу, с кем ты танцевала? А с Ровнягиным Павлом. С ним ведь? С ним, точно, я помню.— С Павликом, — подтвердила Алена, грустно кивнув головой. — С ним. Мне же тогда и четырнадцати не было.— А больше никто не осмеливался тебя на танцы приглашать. Павла боялись. И я боялся, хоть и старше его был.— Он что, пригрозил вам, чтобы ко мне не подходили?— Ещё как пригрозил. Ты с ним в седьмом училась?— Нет. Он в девятом был.— Хороший хлопец был. Сильный, смелый.— Был, — снова с грустью кивнула головой Алена. — Много их было хороших, и жили б они все, если б не война.Валерия Аврамовна, до этого молча слушавшая их разговор, спросила:— Ровнягин — это не герой-лётчик? Был, кажется, такой?— Нет, тот лётчик — брат Павлика. А Павлик погиб в Будапеште, он танкист был, — ответила Алена, заморгав ресницами, — вот-вот заплачет. Однако сдержалась. — И чего ты на ночь глядя пришёл со своими рассказами? — сердито бросила она Семёну. — Дня тебе не было, что ли? Теперь не засну.Семён виновато развёл руками, неловко топая возле дверей. Хотел, видно, услужить чем-нибудь, чтобы хоть как-то компенсировать причинённую боль. Увидел её туфли, обрадовался:— Я тебе подошвочки укреплю, подметочки подобью. Ты спи, а я утречком принесу.Не дождавшись согласия, вышел с туфлями.— Не засну я теперь, — повторила обречённо Алена, — буду думать про тот страшный день. Ох, и надо было этому Семёну зайти да разговориться…
Зимин и Цезик в это время тоже лежали в постелях и читали. В комнате горела, кроме настенных бра над каждой кроватью, ещё люстра, которую они, ложась, забыли выключить. Надо было бы погасить, да никому не хотелось вставать. Зимин, которого больше раздражал верхний свет, думал, что это сделает Цезик — все же младший, а Цезик надеялся на Зимина, тот ложился последним. Первым кончил читать Цезик, закрыл книгу, выключил своё бра. Зимин ещё немного почитал и тоже щёлкнул выключателем. Так они лежали, подложив под затылок руки, и молча смотрели в потолок, освещённый тремя лампочками светильника.— Малина, а не жизнь, — сказал Цезик, — живи и ничего не делай. Кормят тебя, поят…— И долго бы ты выдержал так, ничего не делая? Трудно без работы нормальному человеку.— А я не боюсь таких трудностей, — похлопал себя по животу Цезик. — Это трудности приятные.Зимин повернулся к нему.— Оно и видно. И как только Валерия мирится с твоим животом?— Мирится, — улыбнулся Цезик и спросил, что Зимин думает о Валерии Аврамовне.— Это в каком смысле ты хочешь знать моё мнение? О возрасте, интеллекте или внешнем виде?— Обо всем вместе. Вообще как о женщине.Зимин спросил:— А что, серьёзные намерения возникли?— Валерия мне нравится, — признался Цезик, — с её помощью я мог бы сделать что-нибудь значительное, а не только газетные заметки да статейки. Она меня вот так взяла, — он сжал кулаки, — и хорошенько встряхнула. И захотелось что-то такое совершить…— Не пойму тебя: то готов лодырничать, ничего не делать, то на подвиги тянет…— Я влюблён в неё.— Поздравляю, Цезарь Тимофеевич.То, что Валерия старше Цезика, обходили и Зимин и сам Цезик.— А правда, она молодо выглядит?— Правда, — согласился Зимин, подумав, что по возрасту Валерия больше подошла бы ему, а не Цезику.Цезик сел, потёр свои залысины, прикрыл простыней живот — видно, все-таки стеснялся его.— Валерия подсказала мне один сюжет. Очень интересный. Годится не на статью, а на…— Роман?— Нет, киносценарий. С детективными элементами. Острый, напряжённый сюжет, он меня уже захватил. Буду писать киносценарий.— И что за сюжет? Из уголовной хроники?— Не буду рассказывать, пока секрет. Такого в кино ещё не было.— Все было, — возразил Зимин. — В литературе, кино, драматургии существует не более пяти-шести сюжетов. Не думаю, что и твой сюжет оригинален.— А я такой истории не слышал и не читал.— Ну, дай бог тебе удачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24