— Испугался! А вот отец мой не побоялся. Староста в Круглянах.— Староста? — удивился Макар.— Что, не слышали? Уже полгода. И не боится.— Не слыхал.— Семён, — заступилась за мужа Серафима, — здоровья нет у Макара, чтоб старостой быть. Мы ж теперь все старосты, по очереди. И то страшно. Вот Парфена убили какие-то люди из леса… Ты лучше расскажи, что на войне слышно, где там наши?— Наши? — всем телом повернулся к ней Семён. Из-под выпуклых надбровий холодно сверкнули застывшие глаза. — Поджидаете?Серафима поняла, что сказала не то, начала выкручиваться:— Семён, да я ж про наших кривонивцев говорю. Вот же сколько на войну забрали, из каждой хаты, считай.— Дураки ваши кривонивцы. Надо было домой удирать, когда отступали. Меня тоже мобилизовали, а я дома давно.Грак говорил, поглядывая на Макара со злорадной усмешкой и потирая пальцем свою ямочку на подбородке. Алена видела его недобрый взгляд, и в сердце её закрадывалась тревога.— Скажи-ка мне, Макар, вот что, — с той же усмешечкой спросил вдруг Грак. — К кому это партизаны по ночам приходят?— Откуда мне знать, — отрезал Макар.— Не знаешь, значит. И не знал, и не видел. Врёшь, все знаешь! — крикнул злобно Грак.Серафима снова бросилась на выручку мужу, начала выспрашивать, как бы это и где достать соли, а то бульбу нечем посолить. Грак ответил, что соли скоро всем хватит, немцы пришлют целый состав.— Семён, — не умолкала Серафима, обрадованная тем, что Грак поддержал её разговор, — а помнишь, какой ты был у нас общественник, активист. В этой, как её, лёгкой кавалерии был. На всех писал, боролся, чтобы советские законы не нарушали. А теперь ты…— Мама, замолчи! — воскликнула Алена, заметив, как сжались у Грака губы, как сверкнули гневным блеском его глаза. — Не твоё это дело. — И спросила у Семена о его сёстрах, как они живут, чем занимаются.Грак, однако, ответил Серафиме, а не Алене.— Я тогда любил порядок и теперь за порядком слежу. Поняла? — Он подвинул к себе чугунок, достал картофелину. Автомат его так и висел на шее, стучал о стол, когда Грак наклонялся вперёд, доставая что-нибудь. Доев картофелину, вылез из-за стола, поблагодарил за обед. Прощаясь, снова подал руку одной Алене и снова так же больно пожал, задержав в своей ладони.— Женихов своих поджидаешь? — спросил с кривой ухмылкой.— Никого я не поджидаю.— Может, скажешь, никого не было? Так я и поверю. Надеешься, вернутся домой? Дудки! А вечером сегодня приходи в школу на игрище. Поняла?— Семён, что ты, какое теперь игрище, — махнула рукой Серафима. — Ей и надеть нечего. Да и ноги болят, не до танцев ей.Грак молча вышел, хлопнув дверью.— Они что, и вправду хотят игрище устроить? — заговорил Макар. — Неужто решили на ночь остаться?— Не боятся, значит, — ответила Серафима, — раз девчат собирают.Зашла в хату соседка, сообщила, что в школе полно немцев и полицаев.— На двух машинах и мотоциклах приехали. — Сказала и побежала к другим соседям сообщить новость.Макар глянул на Алену, та на него, и они поняли друг друга без слов: скорее в лес, сообщить об этом партизанам. Раз их столько понаехало, значит, что-то надумали. Как же выйти из деревни незамеченной, ведь время ещё не позднее? Макар посоветовал Алене взять корзинку и пойти не сразу в лес, а на болото, будто бы за клюквой, — теперь её в самый раз собирать по кочкам. А с болота уже, сделав круг, пробраться в лес. В корзинку насыпали клюквы, собранной как-то раньше, и Алена побежала.Чтобы не попадать людям на глаза, шла низиной, меж кустов, вдоль ручья. Когда выбралась на болото, вздохнула облегчённо — никого не встретила. Но на краю болота, откуда хотела в лес повернуть, наткнулась на засаду — пять немцев и три полицая. Её задержали, привели в школу. Грак послал за Макаром и Серафимой. Стал допрашивать, куда отправили дочь, почему нарушили приказ коменданта: при посещении немецкими или полицейскими чинами населённого пункта никто не имеет права покидать его без разрешения властей.— Да не усидела девка без дела, — оправдывался Макар. — Снег растаял, ягод полно на болотных кочках.— Значит, и от игрища сбежала?— На игрище она пришла бы, успела.Макара и Серафиму из школы не выпустили, Алену держали от них отдельно. Грак и ей устроил допрос.— За ягодами захотелось, да? А потом куда собралась?— Никуда, вернулась бы домой и пошла на игрище.— Никуда, значит. — Сложив руки на груди и наклонив голову набок, Грак испытующе смотрел на неё, то ли оценивая, то ли принимая какое-то решение. Открылась дверь, немец позвал его кивком головы. Грак взял корзинку с клюквой, крутанул её вверх дном, ягоды высыпались и с мелким перестуком покатились по полу. Стуча хромовыми сапогами, Грак вышел за немцем. Раздавленные ягоды краснели на полу, как пятна крови.В селе, услышав, что забрали Комковых, встревожились. Кто-то пустил слух, что к вечеру всех сгонят в школу, и тревога возросла. Знали же о судьбе Крапивни, небольшой лесной деревушки, сожжённой вместе с людьми за помощь партизанам. Может, и Кривую Ниву ждёт та же участь?Пробовали выпытать у полицаев, те успокаивали, что все обойдётся, вечером же игрище будет в школе. Но по тому, как нервно-суетливо вели себя полицаи и немцы, как они расставляли вокруг деревни часовых, засады, кривонивцы догадались, что готовится расправа.А расправа им была назначена страшная: деревню надлежало сжечь, жителей, подозреваемых в связи с партизанами, уничтожить.До вечера Комковы, все вместе, сидели в школьном классе, в том самом, где училась Алена. Потом туда начали сгонять и других людей. А потом и началось…Как все происходило, в какой последовательности, Алена потом никогда не старалась вспомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24