После освобождения Зимин попробовал поступить в технический вуз. Не приняли — в биографии тёмное пятно. Переехал с семьёй с хутора в город, пошёл работать на завод, заочно учился на юридическом факультете. Получив диплом, с трудом устроился в юридическую консультацию и там прослужил адвокатом почти до пенсии. Большой семьи, о которой мечтал, не получилось, детей больше не было. Сын вырос, выучился на лесотехника, давно живёт своей жизнью на другом конце земли — Дальнем Востоке. Оттуда не смог — или не захотел — приехать даже на похороны матери.Любви к Зосе у Зимина никогда не было, была благодарность за спасение, долг верности. Так и прожил с ней десятки лет, с женщиной довольно ограниченных интересов, но умевшей хорошо устраивать быт. Она была очень удобной, хорошей хозяйкой. Вовремя накормить, убрать, постирать — в этом она была педантичной. И мужа приучила к порядку. Сначала этот строгий порядок казался невыносимым, но потом Зимин смирился, принял его как должное. Так по инерции и привычке придерживался его и после смерти жены: все лежало и висело там, где когда-то держала жена, и готовил он себе то же на завтрак и ужин, что готовила на протяжении многих лет она. Ровно через три дня менял рубашки и каждый день — носовые платки, даже если не приходилось ими пользоваться.Зимин, конечно, понимал, что ему не хватает духовной близости с женой, что и она была бы более счастлива с другим мужем, принимавшим её уровень и не требовавшим большего. Но он давно примирился со своей судьбой, несправедливой к нему, даже жестокой. Не такие высоты он должен был взять. Не взял. А уж коль переступил свой перевал, пошёл вниз, изменить что-либо трудно, да и стоит ли.И все же перемены должны были произойти. Впервые в жизни судьба послала ему неожиданную любовь. Зимин поверил, что с Алёной он будет счастлив на этом, конечном этапе жизни.Вот об этом он и думал теперь, лёжа в кровати и ожидая подъёма. Не выдержал бесцельного лежания, встал, начал одеваться, не заботясь о том, что может разбудить Цезика. Одевшись, пошёл на улицу, решив до завтрака прогуляться по лесу.Навстречу Зимину по дорожке, вынырнувшей из кустов, вышел Семён Раков. Остановился, поздоровался лёгким поклоном головы, приложив руку к груди. Вторая рука была спрятана за спиной.— И вам не спится, Аркадий Кондратьевич? — спросил Семён. — Раненько поднялись.— Да что-то не спалось сегодня.— А я каждый день встаю в шесть, то гуляю, то поварам на кухне помогаю. Алена ваша где?— Где же ей быть, спит ещё.— А я туфлю её нашёл. — Семён отвёл руку из-за спины и показал женскую туфлю с ещё не засохшей грязью на каблуке. — По своей работе узнал, что её туфля. Вот, подмётку прибивал из двух кусков.Такие жёлто-коричневые туфли Зимин видел на Алене.— А где же вы её подобрали? — почему-то встревожился он. — Может, она выбросила!— Да нет, потеряла. В кустах нашёл. Понесу ей.Они прошли ещё немного и очутились неподалёку от дома врача Егорченко. Удивились, увидев там людей, машину, милиционеров и овчарку, которую держал на поводке милиционер-кинолог.— Что-то случилось, — сказал Зимин, остановившись, и в груди его невольно похолодело.— Раз милиция тут, конечно, — согласился Семён.Подошли ближе. Зимин узнал следователя, младшего советника юстиции. Тот, присев на корточки, заливал гипсовым раствором след. Лейтенант милиции фотографировал дом, дорогу, двор. Зимин увидел, что следы женские, и на одном из них отчётливо виден отпечаток подмётки из двух кусков.— Отличная примета, Аркадий Кондратьевич, — поздоровавшись с Зиминым, похвалился следователь. — Вот мы её сейчас и возьмём.Лейтенант милиции объяснил Зимину, что тут произошло.— Вот, — показал он на окно, — куда стреляли.Стекло было разбито, осколки остались только по углам рамы.— Судя по всему, стреляла женщина, — рассказывал словоохотливый лейтенант. — Вон как наследила. Долго топталась. А стреляла вот из чего. — Он подошёл к машине, достал оттуда ружьё-одностволку. — Собака нашла, а дальше след потеряла.Семён, услышав это, спрятал туфлю в карман плаща и шепнул Зимину:— Алена это. Ей-богу, она.Зимин не осмелился спросить у следователя, убит ли кто-нибудь, боялся услышать ответ и, дёрнув за рукав Семена, поспешил в санаторий, чтобы скорее встретиться с Алёной.— Алена стреляла. Туфля её, и следы, значит, её, — твердил Семён.— Почему Алена? Что ей этот врач? За что она могла стрелять в него? — Зимин вспомнил её странное поведение в последние дни, настойчивые расспросы о сроках давности и вдруг поверил, что стреляла в самом деле она.«Вот и сон в руку, вот и сбылось моё предчувствие беды», — подумал он, и идти дальше не смог, перехватило дыхание. Остановился, схватившись за сердце.Подъёма ещё не было, но многие отдыхающие вышли из корпуса — кто пройтись по свежему воздуху, кто на физзарядку, какая-то женщина пробовала подтянуться на турнике.— Пойдёмте к Алене, пойдёмте, — взволнованно повторял Семён. — Ай-ай, что ж это она наделала? И как надумала?— Почему она? — разозлился Зимин. — А может, и не она вовсе, может, кто-то её туфли обул?— Она, Аркадий Кондратьевич, чувствую, что она, а ружьё у Магды взяла. Вот как.Они не успели войти в корпус, на крыльце встретились с Алёной. Семён молча протянул ей туфлю. Какой-то миг она испуганно смотрела на него, потом выхватила из Семёновой руки туфлю и закинула её в кусты. На Зимина посмотрела долгим, горячечным взглядом, и по глазам её тот понял, что все правда, стреляла она.— Там уже следственная бригада, собака. И ружьё нашли, — упавшим голосом сказал Зимин.— Ага, ага, — совсем некстати закивала она головой.— Ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24