Эта глупая ошибка разъяснится, а дело Боргри тем временем пройдет незамеченным. Это же невозможно, ведь все это время ты просидел в проклятом лифте. Но вот уж о лифте молчи. «Ума-Стандард», лифт, Боргри – табу».Напротив послышался глухой звук.– Прекратите хлопать дверьми, черт побери! – заорал Жюльен.В камере напротив высокий негр продолжал танцевать, хлопая в такт розоватыми ладонями.Жюльен заткнул уши.
Довольно молодой комиссар – если только это был не следователь – производил впечатление человека сурового и педантичного. Он носил пристежной воротничок и крахмальные манжеты. Может быть, чтобы угодить какому-нибудь своему начальнику, представителю старой Франции. Жюльен вновь обрел видимость спокойствия.– Месье, в этой истории какая-то ужасная ошибка. Я сказал бы, это трагическое недоразумение. Мне дали газеты, и, к своему огромному изумлению, я узнал, что арестован за жуткое преступление, за убийство с целью ограбления, которое я не мог… вы слышите?.. не мог совершить!Жюльен замолчал. Его собеседник как будто ничего и не слышал. Он сделал незаметный знак, из-за стола в дальнем углу комнаты поднялся человек, приблизился, положив перед Жюльеном его плащ.– Это ваш?– Да. Почему вы спрашиваете?– Именно этот плащ вы носили в конце прошлой недели?Он чуть не ответил: «Нет! Я носил пальто». Но вслух произнес уверенным тоном:– Да. Я оставил пальто на работе и попросил секретаршу отдать его в чистку, потому что…– Ваше пальто меня не интересует. Я спрашиваю, носили ли вы этот плащ вечером в субботу, в течение воскресенья и в ночь с воскресенья на понедельник?– Да, – ответил Жюльен с досадой.Чиновника, казалось, его ответ удовлетворил, и Жюльен насторожился. С этими хитрецами не угодить бы в ловушку.Плащ унесли и принесли револьвер.– Вы узнаёте это оружие?Жюльен с опаской смотрел на револьвер, прикидывал в уме: «Боргри был убит собственным револьвером, итальянского производства. «Беретта» или что-то в этом роде. А мой сделан в Сент-Этьене… На первый взгляд это тот самый. Но я читал в книжках, как полиция умеет ввести в заблуждение…»– Ну, так вы узнаёте это оружие?– Можно мне взять его в руки?– Пожалуйста.Жюльен схватил револьвер, пощупал, осмотрел. Как будто все нормально.– Да, это мой револьвер.– Когда вы его видели в последний раз?– В субботу вечером, – ответил Жюльен не колеблясь. – Он был у меня в кармане… Не помню, оставил я его при себе или положил в машину.На последующие вопросы он не ответил… карман… имеется в виду карман пальто… В вопросе «пальто – плащ» какая-то накладка. Надо разобраться, прежде чем отвечать.Впрочем, никто не настаивал. Они были вполне удовлетворены.Во дворе стоял красный «фрегат». Допрос продолжался.– Это ваша машина?У Жюльена вновь создалось впечатление, что ему подстраивают западню. Он внимательно посмотрел на регистрационный номер, на левую фару с треснувшим стеклом, на облупившийся лак на приборном щитке рядом с пепельницей, на оторванную тесьму на заднем сиденье.– Да, – признал он наконец, – это моя машина.Они вернулись в кабинет. У Жюльена было чувство, что он только что проиграл сражение. Он не понимал какое. Но он не был побежден. Он-то знал, что не убивал этих несчастных туристов! Что его ноги не было в Марли! Он даже не представляет, по какой дороге надо ехать в Марли из Парижа…– Жюльен Куртуа, обвиняю вас в вооруженном нападении, ограблении и преднамеренном убийстве бразильского подданного Педро Карасси и его жены Жермены, урожденной Жермены Таривель, совершенном вами в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года в Марли-ле-Руа, департамент Сена и Уаза…Выслушав до конца, Жюльен медленно произнес:– Я решительно протестую против этого обвинения. Я не убивал этих несчастных. Я не мог этого сделать.У него было ощущение, будто в последний момент он удержался на краю пропасти: он чуть не упомянул о своем неопровержимом, но опасном алиби – лифте.
В эту ночь – свою первую ночь в тюрьме – Жюльен подвел итог. Теперь он знал врага, с которым должен бороться, и этот враг казался ему ничтожным. «Адвокат как будто славный парень. Пусть он говорит, а я, я буду молчать. Я потребую свидания с Женевьевой. Впутала она меня в историю из-за своей ревности! Конечно, она не виновата, но и я тоже! Повнимательней с Женевьевой! Повнимательней с адвокатом! Никогда ничего не говорить о Боргри, о лифте. История с Марли очень кстати, а потом она разъяснится сама собой…»Все же ему не удавалось заснуть. Он крутился на койке, подавляя желание расхохотаться: «Идиоты, я – это Боргри! Я тот самый, из лифта!» Но тут же начинал себя ругать: «Ни слова, и все пойдет как по маслу». Глава XIX Допросы, перекрестные допросы, экспертизы, очные ставки…Жюльен держался долго, убежденный в своей невиновности. Он то обретал веру, то приходил в отчаяние, но боролся изо всех сил, сдавая позиции лишь пядь за пядью.– Где вы находились в ночь с субботы на воскресенье?– Я отказываюсь отвечать.– А в ночь с воскресенья на понедельник?– Я отказываюсь отвечать.Следователь обратился к адвокату:– Мэтр, вам следовало бы порекомендовать вашему клиенту другой метод защиты!Адвокат – очень славный парень – повернулся к Жюльену:– Заклинаю вас, Куртуа, перестаньте играть в молчанку!– Он хочет, чтобы мы поверили, будто он заботится о чести женщины! – сказал следователь с пренебрежением. – Куртуа, в вашем положении лучше сказать все, даже если замешана женщина. Тут не до чести! Вы рискуете головой ради чьей-то репутации.Адвокат вмешался:– Господин следователь, дайте этой женщине, чью честь он оберегает, время самой открыться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46