Так и сказала.
— Этот человек твой отец. А сам ты потомок Коджонга.
— А он... он рассказывал, почему оставил меня на пороге сиротского приюта?
— Нет. Я не говорил с ним о тебе.
— Так, может быть, я никогда и не узнаю...
— На рассвете видно будет, узнаешь или нет. А пока что тебе предстоит совершить последний атлой.
— А я-то думал, что с деяниями покончено! Я насчитал ровно двенадцать.
— К сожалению, осталось еще одно, которое греки в своих легендах называли чисткой авгиевых конюшен. Греки неправильно подсчитали.
— Подождет.
— Нет, не подождет. Умирает человек, и все остальные люди из его племени... твоего племени, Римо, заразились болезнью, которую переносят мыши. Тебе предстоит очистить пустыню от этих проклятых мышей и их помета. Только так можно остановить распространение заразы.
— Но я хочу остаться с отцом! А вдруг... вдруг он умрет?
— Обещаю, что буду ухаживать за твоим отцом, пока ты проходишь последнее испытание. Я свое слово сдержал. Теперь твой черед.
— Нет, уйти сейчас я не могу! — отрезал Римо.
— Пойдешь и сделаешь все, что я тебе говорю! Или ты не сын своего отца!
Римо взглянул на Санни Джоя, потом перевел взгляд на мастера Синанджу. В глазах его стояли слезы.
— Ты не имеешь права меня заставлять!..
Чиун ткнул пальцем в лежавшего без сознания больного.
— Я знаю, какими будут его последние предсмертные слова. Он попросит тебя спасти людей. Спасти твой народ, Римо. Ты и сам все прекрасно знаешь.
— Ладно. Но только смотри, берегись, если я приду и застану его мертвым!
— Ничего обещать не могу, — тихо ответил кореец.
— И еще одно. Если придет в себя, спроси, почему он меня тогда бросил, ладно?
— А ты потом не пожалеешь?
— Нет. Я должен знать.
Чиун кивнул и протянул гонг Коджонга.
— Он тебе поможет.
Римо, взяв гонг, вышел в пустыню, в ночь, с увлажненными от слез глазами.
* * *
Он нашел Саншина, вскочил в седло и погнал коня по пустыне, ударяя в гонг молоточком. В ночной тишине он звучал грозно и гулко.
Из норок и укрытий стали выскакивать мыши. Казалось, звуки гонга заставляют их спасаться бегством.
Вскоре Римо увидел, что гонит перед собой несметное полчище мышей. Они были повсюду, куда ни кинешь взгляд, и все прибывали и прибывали.
Сняв с Саншина седельные вьюки, Римо принялся ловить ими мышей.
Он просто не мог заставить себя убивать их. Ведь это всего лишь мыши! Он подвез их к джипу, запер в салоне, вернулся и снова стал охотиться. Затем запустил в джип новую партию грызунов. Вскоре мыши заполнили и переднее, и заднее сиденья. Они пищали и царапали стекла в стремлении выбраться наружу.
Очистив пустыню вокруг резервации, Римо принялся за хоганы — стал с помощью гонга выгонять оттуда мышей, а потом тщательно очищал жилье веником.
Уже почти на исходе ночи он оказался возле одинокого, овеваемого всеми ветрами каменного надгробия.
Оно являло собой простую прямоугольную плиту, высившуюся в пустыне среди песков и красноватого песчаника.
На плите было выбито имя. Ни даты, ни эпитафии, одно только имя. Похоже, что надпись делал не профессионал — слишком уж кривыми выглядели буквы. Зато выдолблены глубоко. Видно, долбивший обладал недюжинной силой.
Надпись гласила: "Дон Стар Ром".
Римо сразу же понял — это имя его матери.
Его захлестнула целая буря чувств, и он, упав на колени, горько-горько зарыдал над прахом той, которую никогда не видел, но по которой так тосковал всю свою жизнь.
* * *
С рассветом стал накрапывать дождь, и Римо, открыв глаза, увидел две звезды, Альтаир и Вегу, слабо мерцающие по краям Млечного Пути.
Он сел. Гонг, лежавший рядом на песке, откликнулся тихим гудением. Странно, ведь он не ударял молоточком. Должно быть, гонг загудел от упавших сверху крупных капель дождя.
Звуки стихли, но вскоре гонг загудел снова. Неужели некие неведомые духи?
Римо встал. И услышав доносившиеся с запада звуки второго гонга, воскликнул:
— Чиун! Он зовет меня!
Римо выхватил молоточек и ударил в гонг, а затем помчался через пустыню к горе Красного Призрака. Волна новых звуков настигла его в безветренном воздухе, и гонг в руках Римо откликнулся на этот зов.
Звуки превратились в один сплошной плач. И не умолкали до тех пор, пока Римо не приблизился к пещере.
Рядом с ней стоял мастер Синанджу, и лицо его являло собой маску скорби и боли.
— Только не говори мне... — начал было ученик.
— Моя печаль...
Римо сжал кулаки и зажмурился.
— Не-е-ет!..
— Моя печаль сравнима разве что с твоей радостью, — закончил фразу Чиун. — Ибо ты обрел отца, а я потерял своего единственного сына.
Ученик открыл глаза.
— Так он жив?!
Кореец кивнул.
— Да. И ждет тебя.
Римо шагнул в пещеру, затем обернулся.
— Ну, что же ты? Идем!
— Нет, я не пойду, останусь здесь. Потому как настал седьмой день седьмой луны, и мне следует искупаться в горьких слезах Кьон-у и Чик-ньо, чьи страдания мне так близки и понятны.
Глава 24
Три дня спустя через пустыню Соноран ехали трое всадников. Впереди скакал Санни Джой.
Справа Римо, а на почтительном расстоянии от них верхом на пони следовал Чиун. Личико его сморщилось от горя и теперь напоминало скомканный клочок бумаги.
Под синим и безоблачным небом, в прозрачном воздухе все предметы казались какими-то особенно яркими и резкими, точно были вырезаны из стекла. Над головой безжалостно палило солнце.
— Я обязан вам обоим жизнью, — произнес Санни Джой.
— Наша кровь одного цвета, — откликнулся Чиун.
— Более того, я должен все объяснить, перечислить обстоятельства...
Римо промолчал. В течение тех двух дней, что Билл Ром выздоравливал от мышиной болезни, ни один из них ни разу не затрагивал этой темы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85