Роджер сердито посмотрел на меня. Потом он вспомнил, что сам предложил создать атмосферу открытости и терпимости. Он страдальчески улыбнулся.
– Я собирался подойти к этому постепенно. Ясно, что я не поверил, что женщина пятнадцатого века, живущая в Серой Гавани, будет поклоняться древней минойской богине. Но я думаю, что вера в богиню-мать распространяется значительно дальше и оживает в существенно более поздние времена, чем мы себе представляем. Поклонение Кибеле было популярно в Риме много лет спустя после падения Крита, а она была лишь одной из версий первоначального божества. Римские легионеры донесли этот культ до Англии. И там, если я прав в своих догадках, он встретился и смешался с другой, более старой ветвью этой веры – той, что принесли в Британию ремесленники, участвовавшие в строительстве Стоунхенджа. Старые языческие религии были все еще распространены среди крестьян сотни лет после того, как христианство стало официальной религией, если такие ученые, как Маргарет Мюррей, правы. Она подтвердила, что этот культ перешел в средние века из доисторической религии и осуждался христианскими священниками как ересь.
– Вы хотите сказать, – спросила Би, – что часовня является языческим храмом, посвященным языческой богине?
– Нет, нет! – Роджер тщательно подбирал слова, следя за реакцией Би. – Вспомните, что первые века христианской церкви были отмечены многочисленными расколами и проявлениями ереси. Люди пережили тяжелые времена, проникаясь новыми идеями, особенно когда сталкивались с внешним сходством между христианскими догмами и некоторыми языческими культами. Для простодушного человека поклонение деве и ее воскресшему сыну покажется схожим с древней верой в богиню-Мать и ее умирающего и воскресающего супруга. Такой верующий может показаться не таким уж большим грешником по сравнению с другим, уподобляющим Кибелу более древней богине-матери. Сравнительно недавно старые идеи были забыты. Я уверен, что часовня была ортодоксальным уважаемым местом поклонения Христу на протяжении веков. Но я считаю, что за тысячелетие до этого она была центром для искренне и пылко верующих в высшее существо. За два тысячелетия до рождества Христова на этом месте мог быть маленький неказистый храм. Я буду последним, кто отрицает силу этой веры, ведь она лежит в основе моих предположений.
Он замолчал. Его глаза замерли на Би, как глаза собаки, надеющейся на кость, но, скорее, ожидающей пинка.
– По поводу этого быка, – начала я.
– Минуту! – остановил меня Роджер. – Что скажет Би?
– Вы ужасно многословны, – сказала она. – Вы всегда читаете такие длинные лекции?
Она улыбалась. Роджер вздохнул преувеличенно глубоко.
– Значит, я не обидел вас?
– Мы не такие ограниченные и невежественные, как вы думаете.
– Я никогда не говорил...
– Однако, – продолжала Би, – я думаю, что вы допускаете натяжки. У вас нет доказательств перемещений, о которых вы упоминали.
– Это только предположения, – смиренно пояснил Роджер.
– Вы не дали объяснения быку, – сказала я.
– О, да, про быка.
Из массы бумаг на столе он выбрал фотографию формата восемь на десять. Это была копия рельефа на камне под алтарем. Он передал ее Би, которая стала с интересом изучать ее.
– Это меня сначала смутило, – скромно сказал Роджер. – Как вы заметили, Энн, принесение в жертву быка было среди ритуалов Митры и не вписывается в мою картину поклонения матери-богине. Затем я кое-что вспомнил. Я нашел справку в современной литературе. – Он взял другую бумагу и громко прочел: – «Купание в крови быка, пойманного на торжественной ритуальной охоте, сначала не связывалось ни с каким из богов. Во втором веке нашей эры в Западной империи его стали связывать с Кибелой и другими богами». Ха! – добавил он.
– Умница, – сказала я.
Роджер не обратил на меня внимания.
– Разве вы не видите, Би, наши разработки идут вдоль одной и той же линии. На протяжении веков молитвы внутри и около дома были впитаны этими самыми камнями и создали поле духовной энергии, которое теперь проявляет себя. Я не верю ни в его враждебность, ни в опасность, которую оно несет. Но такие проявления могут принести вред, если будут неправильно поняты. Вот почему...
– Наши разработки не идут вдоль одной и той же линии, – сказала Би. – Как это может быть? Я боюсь за душу Кевина. Как вы можете мне помочь спасти ее, если вы не верите в ее существование?
II
Может ли женщина, верящая в бессмертие души, обрести счастье с еретиком? Я сочла бы этот вопрос смешным, если бы не увидела их обоих в действии. Их дискуссия прояснила ситуацию; они спорили, но, по крайней мере, разговаривали друг с другом. Они разговаривали всю дорогу домой. Я не смогла бы вставить и слово, даже если бы захотела.
Предположения Роджера были очень соблазнительны. Я люблю умозаключения, когда все составные части тщательно притерты друг к другу. Даже такие мельчайшие подробности, как, например, поведение животных. Естественно, они чувствовали себя уютно с повелительницей диких животных. И для нее, покровительствующей размножению и спариванию животных всех видов, было бы более чем желательно успокоить своего бессознательного почитателя подходящей парой.
Этим можно было бы объяснить даже мое внезапно появившееся влечение к Кевину.
Мне нравились соображения Роджера. Не потому, что они были более разумными по сравнению с призраками Би, а потому, что звучали более научно. Мы, гуманитарии, всегда неравнодушны к научному подходу.
Думая об этих вещах, я вела машину и не обращала внимания на разговоры, доносившиеся с заднего сиденья, пока Роджер не толкнул меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85