Она была высечена в каменной стене, толщина которой в этой части дома составляла три фута. Маленькое окошко в глубине ее днем пропускало достаточно света, чтобы поддерживать жизнь в миниатюрном лесу из горшечных растений. Из-за ваз застенчиво выглядывала мраморная нимфа. Между стеной и пьедесталом статуи мне едва хватило места даже после того, как я отодвинула часть растений.
Я вынуждена была сидеть, поджав колени; и после того, как прошло некоторое время, я поняла, что не представляла себе всех лишений шпионской профессии. Моя спина болела, судороги свели мои ноги, мозги закисли от скуки.
Я знаю наизусть множество поэтических произведений. Я повторила про себя все, что знала, включая «Пустошь» и полностью второй акт «Гамлета». Затем я приняла сидячее положение, чувствуя, что мои ягодицы совсем онемели, и жалея, что не надела своих наручных часов со светящимся циферблатом. Огни в коридоре охватывали широкое пространство, оставляя темными промежутки между ними. Дождь ослабел и только моросил, но небо было все еще в тучах – ни луна, ни звезды не освещали моего тайника.
В конце концов я задремала, скорее, от скуки, чем от усталости. Это была легкая дремота. Неудобство моей позы и ночные шумы вдруг заставили меня пробудиться. Затем я услышала звук, который разбудил меня окончательно, – клацанье щеколды.
Я забилась подальше, в пространство между пьедесталом нимфы и задней стенкой ниши. Оттуда я осторожно подалась вперед, с болью перенося свой вес на колени, и украдкой выглянула наружу.
Я пыталась несколько раз описать то, что я увидела, но во всех случаях я не могла сбросить с себя эмоционального напряжения. Это моя первая попытка изложить все беспристрастно.
Дверь в спальню Кевина была открыта. Он стоял на пороге. Комната позади него не была освещена. Створка двери скрывала часть его фигуры, которая стояла ко мне вполоборота. Его руки были вытянуты, кисти рук слегка искривлены и смотрели друг на друга, как будто бы он легко касался чего-то. Его губы не были сомкнуты. Бормочущий звук достиг моих ушей, но слов я не разобрала. Затем руки его опустились. Несколько секунд он стоял неподвижно. Затем, медленно передвигаясь, как пловец под водой, он ушел в свою комнату; дверь закрылась.
К этому времени фигура стала ясно различима. Ее очертания были расплывчаты, как клочья тумана, но формы были определенно человеческими. Нижние конечности были скрыты стелющимися полами одежды, которая покрывала все тело так, что казалось, будто оно плавно скользит, а не идет. Оно вышло из тени на свет, и свечение лампы отразилось от серебряно-золотистой субстанции, покрывающей голову и свешивающейся вниз на спину. Были ли это волосы или какое-то подобие капюшона, я не уверена.
Описывать мои чувства было бы ненаучно. Я ограничусь описанием того, что я делала. Я начала вспоминать таблицу умножения. Дойдя до трижды четыре, я вынуждена была остановиться, потому что не могла вспомнить ответ. Тогда я ногтями ухватила складку кожи между большим и указательным пальцами и сильно сжала ее. Следы моих ногтей были видны и на следующий день.
Золотистый отблеск шел от волос, шелковистых локонов объекта, спускаясь ниже его талии. Руки в длинных широких рукавах были слегка вытянуты, как будто балансировали. Теперь оно полностью обрело форму, за исключением нижней части длинного одеяния, которое волочилось в неплотной туманной дымке несколькими дюймами выше пола. Через нее я видела коридорный палас. И по рисунку на нем я определила, что движение прекратилось.
Легкая зыбь прокатилась по этому некто, напоминая напряжение мускулов. Оно знало, что я здесь. Каким-то шестым чувством оно узнало о моем присутствии. Я была в этом так же уверена, как если бы оно закричало или вытянуло грозящий палец. Я попыталась встать. Мои ноги болели. Я чувствовала боль, говорящую о том, что я владею своими чувствами и правильно воспринимаю окружающие предметы. Но эта боль не могла сдержать моих движений.
Внезапно, извиваясь по-змеиному, оно повернулось. Движения его совершенно отличались от прежнего медленного скольжения. На долю секунды я увидела лицо, которое до меня видел Кевин, – улыбающееся, с ямочками на щеках, слегка округленное лицо девушки. Затем черты ее растаяли, как у восковой куклы, поднесенной к пламени. Изящный носик превратился в стекающую каплю, щеки стали бесформенным образованием вокруг провала на месте рта. В изменяющейся на моих глазах массе я наблюдала вспышки, подвижки, приводящие к уродливой незавершенности облика. Черты лица обретали другую форму и мгновенно растворялись. Сползающий нос, выступающие сильно изогнутые тяжелые скулы, сжатые губы, напоминающие звериное рыло, – все это превращалось в расплывчатое, тестообразное образование. Корчащаяся восковая масса все еще пыталась обрести форму и вдруг накренилась вперед – в мою сторону.
Наверное, я должна была вскочить на ноги, хотя я этого не помню. Все, что я помню, – это свой пронзительный крик, тяжелое движение и темную массу, угрожающе нависшую надо мной. В шести дюймах над моим ухом раздался грохот, и я погрузилась во тьму.
III
Очнувшись, я обнаружила себя в руках Кевина и начала кричать.
Он сделал два широких шага и бросил меня на какую-то упругую поверхность, прогнувшуюся под моей тяжестью. Вслед за этим меня подкинуло вверх.
– Она в истерике, – сказал он. – Может быть, шлепнуть ее по щеке?
– Конечно, нет. – Би оттолкнула его в сторону и присела на край кровати. Ее лицо было встревожено. – Энн, это я. С вами все в порядке? Что случилось?
Что-то заставило меня замолчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85