Когда-то он был окружен стенами, имел ров, опускающуюся решетку и все как полагается. Но все эти составные части были взорваны, или же им позволили превратиться в руины в течение восемнадцатого и девятнадцатого веков.
– В них отпала нужда, – сказала я.
– Что? – Роджер внимательно посмотрел на меня.
– Я имею в виду... – Я говорила не думая, только под влиянием минуты. – В те времена закончились гражданские войны и прекратились угрозы вторжений.
– Но был Наполеон, – напомнил Роджер. – И Гитлер.
– Но не они сделали это.
– Какого черта?! О чем мы говорим? – спросил Роджер. – Вы сбиваете меня с толку. Продолжайте, Би.
– Крыло, включающее в себя большой холл, часовню и определенное количество жилых комнат, относится к пятнадцатому веку, – продолжала Би. – Другие части здания сильно перестроены, одни – во времена Елизаветы, другие...
– Не упоминайте о более позднем хламе, – перебил Роджер. – Есть ли что-нибудь ранее пятнадцатого века?
Его голос звучал странно настойчиво. Би взглянула на него с удивлением:
– Что же вам еще нужно? Это и так очень давно.
– Я только хотел знать.
– Умница. Вы правы. – Она прочла в книге: «Главной достопримечательностью „Серой Гавани“ являются остатки каменной кладки, сохранившейся, по-видимому, с более ранних времен на месте заложения замка. Одна из частей склепа с типичными массивными каменными колоннами и плоскими сводами в романском стиле наводит на мысль о норманнской архитектуре. Изящная резьба на колоннах...» – Здесь она прервала чтение, чтобы сделать замечание: – Я не видела никакой резьбы, а вы видели?
– Я не видел, – пробормотал Роджер. – Продолжайте, продолжайте.
– «... напоминает дверные косяки порталов церкви в Килпеке, в Херефордшире, датируемой 1134 годом. Еще более замечателен один из участков фундамента, подвергшийся в более поздние времена реконструкции, в котором можно предположить саксонскую кладку. К сожалению, не было возможности провести исследования, основываясь на этих гипотезах, поскольку подвергаются риску сдвига верхние слои кладки. При этом возникает опасность для всего здания, и теперешние хозяева имения по понятным причинам отказались от исследования. Однако остается предположение, что нынешний дом является позднейшим из нескольких строений, занимавших это место, самое раннее из которых было воздвигнуто до времен завоевания».
– Здорово! – воскликнула я, потрясенная неожиданно для себя. – Ничего удивительного, что Карновски положил глаз на это место. Дом действительно очень старый.
– Это счастье, что он перевез его именно в то время, – сказал Роджер.
– Что вы хотите сказать этим? – спросила Би.
– Не вы ли рассказывали мне, что первоначально он находился в Уорикшире, близ Ковентри? Вспомните, что произошло в этом районе во время второй мировой войны?
Я никогда не понимала нездоровый интерес некоторых людей к той войне, но даже я слышала о Ковентри. Что-то смутно зашевелилось в отдаленных уголках моего мозга. Но прежде чем мне удалось выудить из недр моей памяти нужную информацию, Роджер поднялся и посадил на освободившееся место Табиду.
– Мне нужно заняться делом, – провозгласил он. – Вы ведь не хотите, чтобы Кевин застал меня в подвале. Мне не хватит времени, чтобы придумать объяснение, почему я нахожусь там в такое время ночи.
Собрав свои фотоаппараты, он вышел. Через секунду Би, улыбнувшись мне, пожала плечами и последовала за ним. У меня не было никакого желания присоединиться к ним, и я задумалась, почему это место производит на меня гораздо более тягостное впечатление, чем на других. Может быть, я более восприимчива к вещам, обычно – внушающим страх, – склепам, костям и могильным памятникам? Хотя к настоящему времени никаких костей за четыре века не сохранилось. Если не...
Однажды, не помню когда и где, я мельком прочитала статьи, описывающие эксгумацию различных древних британских королей, когда проводилась реставрация надгробий Вестминстерского аббатства. Я не помню, почему я читала об этих малоприятных вещах, если они производили на меня такое мерзкое впечатление. Некоторые детали еще долго возвращались ко мне в ночных кошмарах. Кажется, его звали Пепи, бонвиана и хроникера XVII века, который хвастался тем, что целовал королеву и держал верхнюю часть ее тела в своих руках. Это была королева Екатерина, жена Генриха Пятого, умершая в 1437 году, за два с половиной столетия до того, как Пепи прижал свои губы к ее мумифицированному лицу. Он писал, что тело ее все еще состояло из плоти, напоминающей загорелую кожу. Все это было отвратительно, извращенно, но со смертью во времена Пепи сталкивались гораздо чаще и были более привычны к ней. Разложившиеся головы казненных изменников, ухмыляясь, смотрели с Лондонских ворот перед зданием Темпля вниз, на прохожих, публичные казни проводились на глазах у вышедшей на прогулку почтенной публики. Разносчики торговали закуской, которая пережевывалась в то время, как осужденный висел и извивался в петле, после чего зрители дрались за право купить куски веревки повешенного человека.
В 1744 году была вскрыта могила Эдуарда Первого, умершего в 1307 году. На теле короля сохранились королевские одежды, золотисто-малиновый мундир и мантия из красного бархата. Рост его составлял шесть футов и два дюйма, и ни один из дюймов не пострадал столетия спустя после его смерти.
В конце XVI века рабочий наткнулся на брешь в могиле Эдуарда Исповедника, короля и святого, который, как предполагают, был канонизирован в 1066 году. Через отверстие рабочий увидел голову святого, целую и невредимую, в верхней и нижней челюстях было множество зубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85