Но в обществе,
где полное удовлетворение всех желаний с момента полового созревания
являлось нормой, и единственным, притом мягким, социальным ограничением в
отношении сексуальной активности было требование уединения - некий вид
стыдливости, обусловленный общинной жизнью - изнасилования были крайне
редки.

С другой стороны, те, кто решил создать и поддерживать партнерство,
неважно, гомосексуальное или гетеросексуальное, сталкивались с проблемами,
неведомыми тем, кого устраивает первый попавшийся партнер. Им приходилось
иметь дело не только с ревностью, собственническим инстинктом и другими
болезненными проявлениями страсти, для которых моногамный союз служит такой
прекрасной почвой, но и с внешним и трудностями, обусловленными социальной
организацией. Вступая в партнерство, каждая пара знала, что их в любую
минуту могут разлучить потребности распределения рабочей силы.

РРС - управление распределения рабочей силы - старалось держать пары
вместе и по их просьбе воссоединять их при первой же возможности, но это не
всегда удавалось, особенно при экстренных мобилизациях; да никто и не ждал
от РРС, что оно ради этого будет заново составлять все списки и менять
программы в компьютерах. Каждый анаррести знал: для того, чтобы выжить,
чтобы жизнь шла нормально, он должен быть готов отправиться туда, где он
нужен, и делать то, что нужно. Он рос в сознании того, что распределение
рабочей силы - один из основных факторов жизни, непосредственная,
постоянная социальная необходимость, тогда как партнерство - всего лишь
личная проблема.

Но когда ты добровольно выбрал какое-то направление и беззаветно
следуешь ему, то может показаться, что все способствует этому. Так,
возможность и реальность разлуки часто укрепляли преданность партнеров друг
другу. Хранить неподдельную добровольную верность в обществе, не имеющем ни
юридических, ни моральных санкций против неверности, хранить ее в
добровольной разлуке, которая может начаться в любой момент и длиться, быть
может, годы - это было своего рода испытание. Но человек любит, чтобы его
испытывали, ищет свободу в невзгодах.

В 164 г. вкус свободы такого рода ощутили многие люди, никогда прежде
к ней не стремившиеся, и он понравился им; им понравилось ощущение проверки
сил, чувство опасности. Засуха, начавшаяся летом 163 года, не ослабела и
зимой. К лету 164 года начались трудности и появилась угроза катастрофы в
случае, если засуха не кончится.

Нормы питания были строго ограничены; наборы рабочей силы были строго
обязательны. Усилия вырастить достаточное количество пищи и распределить ее
стали судорожными, отчаянными. Но люди нисколько не отчаивались. Одо
писала: "Ребенок, свободный от вины владения и от бремени экономической
конкуренции, вырастет согласным
делать то, что нужно сделать, и способным радоваться тому, что он это
делает. Сердце гнет лишь бесполезная работа. Радость кормящей матери,
ученого, удачливого охотника, хорошего повара, искусного умельца, любого,
кто делает нужную работу и делает ее хорошо,- эта долговечная, прочная
радость, быть может, есть глубочайший источник человеческих привязанностей
и социального чувства в целом". В этом смысле в Аббенае тем летом во всем
была некая скрытая радость. Как бы ни тяжела была работа - все работали с
легким сердцем, готовые отбросить все заботы в ту же минуту, как будет
сделано все, что возможно сделать. Старое, затертое слово "солидарность" о
брело новую жизнь. Есть радость в том, чтобы обнаружить, что связь
оказалась прочнее, чем все, что грозит ее разорвать.

В начале лета КПР расклеило плакаты, предлагавшие людям сократить свой
рабочий день примерно на час, потому что норма белков, которую сейчас
выдают в столовых, недостаточна для компенсации полного нормального расхода
энергии. Бившая ключом жизнь городских улиц уже начала притихать. Люди,
рано закончив работать, слонялись по площадям, играли в кегли в засохших
парках, сидели в дверях мастерских и заговаривали с прохожими. Население
города заметно уменьшилось, потому что несколько тысяч человек отправились,
добровольно или по мобилиза ции, на неотложные сельскохозяйственные работы.
Но взаимное доверие ослабляло подавленность и тревогу. Люди безмятежно
говорили: "Поможем друг другу продержаться - и продержимся". Под самой
поверхностью лежали огромные запасы жизнеспособности. Когда в северных
предместьях высохли источники, добровольцы - специалисты и не специалисты,
взрослые и подростки - работая в свободное время, проложили временные
трубопроводы из других районов города, причем управились за тридцать часов.

В конце лета Шевека мобилизовали на сельскохозяйственные работы на
Южное Взгорье, в общину Красные Ключи. Возлагая надежды на дождь, который
прошел в сезон экваториальных гроз, там пытались получить урожай зернового
холума, посеяв и сжав его до того, как возобновится засуха.

Шевек знал, что его должны мобилизовать, потому что его работа на
стройке закончилась, и он записался в общие списки свободной рабочей силы.
Все лето он был занят только тем, что преподавал свой курс, читал,
добровольно участвовал в экстренных работах в квартале и возвращался домой
к Таквер и малышке. Через пять декад после родов Таквер снова начала ходить
в лабораторию, но только по утрам. Как кормящей матери, ей полагались
дополнительные белки и углеводы, и она всегда брала в столовой и то, и
другое: теперь ее друзья уже не могли делиться с ней лишней едой, потому
что лишней еды не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96