Я оказалась в лагере Майданек, под Люблином. Через несколько месяцев мне удалось бежать…
С каждым словом голос Урсулы становился все более глухим и хриплым.
– Я долго плутала в лесах. Мне помог бог. Я набрела на лагерь польских партизан.
– Это были партизаны Армии Крайовой, так называемой АК? – поспешно прервал ее Стюарт.
– Конечно. А какие же еще? – с недоумением переспросила Урсула.
– Да, да, разумеется, – еще поспешнее произнес Стюарт. – Продолжайте, пожалуйста.
– Я была партизанской разведчицей. Ходила в деревни, занятые немцами. Меня принимали за немку.
Эта девушка со столь трудной судьбой теперь вызывала у Воронова сочувствие.
– Меня использовали также для связи с организациями АК в генерал-губернаторстве…
– Генерал-губернаторством немцы называли Польшу с центром в Варшаве, – пояснил Стюарт, обращаясь к залу.
– Так я попала в Варшаву. У меня было поручение к генералу Бур-Коморовскому. Но я не смогла до него добраться. На другой день вспыхнуло восстание…
– Одну минуту! – остановил Урсулу Стюарт. – Я хотел бы напомнить, что речь идет о трагическом Варшавском восстании. Жители Варшавы знали, что Красная Армия вышла на противоположный берег Вислы, то есть подошла вплотную к Варшаве, и взяли в руки оружие в полной уверенности, что Россия им поможет. Верно, мисс Кошарек?
Воронов разом понял все. Вот, значит, куда клонил Стюарт! Вот что было главным в разработанном им антисоветском спектакле!
Ах, если бы здесь оказался сейчас Эдмунд Османчик! В присутствии этого польского журналиста любая ложь о Варшавском восстании была бы доказательно опровергнута.
Воронов огляделся, но Османчика в зале не было. Либо Стюарт сознательно не пригласил его, либо Османчик выехал куда-то из Берлина.
«Что ж, придется принимать огонь на себя!» – подумал Воронов.
Ему, конечно, были известны попытки западной пропаганды доказать, что советское командование якобы «предало» восстание варшавян. Но ему казалось, что эта злобная легенда уже давно разоблачена. Последующая совместная борьба за освобождение Польши, в которой солдаты Красной Армии и армии Войска Польского сражались бок о бок, должна была окончательно развеять эту легенду.
Но то, что происходило сейчас на его глазах, убеждало Воронова в обратном. Оказывается, антисоветская легенда была жива и возрождалась именно тогда, когда в Цецилиенхофе обсуждался польский вопрос…
«Верно, мисс Кошарек?..»
«Неверно! Ложь!» – хотелось крикнуть Воронову. Но он сдержался. Пусть Стюарт скажет нечто такое, что можно будет разоблачить сразу же – коротко и неопровержимо.
– Да, это сущая правда, – ответила Урсула. – Я понимала, что наши ожидания напрасны, что Польша не может ждать добра от русских, – продолжала она все более ожесточенно, – все мы в Армии Крановой знали это. Ведь русские уже не раз делили Польшу, расщепляли ее, как дровосек полено. И все же… И все же я думала, что при виде истекающей кровью Варшавы русские перешагнут через свою неприязнь к Польше и помогут нам. Ведь Гитлер был нашим общим врагом! Но русские спокойно смотрели, как гитлеровцы истребляли нас, как давили танками почти безоружных людей, как взрывали Варшаву квартал за кварталом, дом за домом… Они не захотели нам помочь!
– Это ложь! – громко, на весь зал крикнул Воронов по-английски.
Мгновенно все головы повернулись к нему.
– Кто это сказал? – насмешливо и вместе с тем угрожающе спросил Стюарт. – Я прошу, – с наигранным возмущением продолжал он, – я прошу джентльмена, оскорбившего мученицу Варшавы, назвать свое имя и сообщить, какую газету он представляет.
Стоявший рядом с Вороновым Брайт крепко сжал его руку выше локтя.
– Не связывайся, – тихо, но настойчиво сказал он. – Разве ты не видишь, что у них все разыгрывается как по нотам…
– Отстань! – грубо ответил Воронов, резким движением вырвал руку и стал протискиваться вперед.
Когда он вышел к столу, разом вспыхнули прожекторы, защелкали и застрекотали фотоаппараты и кинокамеры.
Воронов не думал сейчас о том, что никто не поручал ему не только выступать, но и присутствовать на этом сборище. Он был весь во власти гнева. Сочувствие к Урсуле мгновенно исчезло. Стало окончательно ясно, что она была сознательным и активным действующим лицом этого гнусного спектакля.
Глядя прямо в зал, Воронов громко сказал:
– Михаил Воронов. Советский Союз. Советское Информационное бюро.
– Очень приятно, – с издевкой произнес Стюарт. – Но в цивилизованных странах принято задавать вопросы после того, как оратор закончит свое выступление…
– Какое выступление? – резко прервал его Воронов. – То, что здесь происходит, напоминает допрос. С той только разницей, что все заранее договорено и отрепетировано. И вопросы и ответы.
В зале раздался одобрительный гул. Это подстегнуло Воронова. На мгновение он забыл, в какой аудитории находится. Переполнившие зал западные журналисты просто-напросто обрадовались, что их, судя по всему, ждет новая сенсация.
Тотчас оценив обстановку, Стюарт сказал спокойно и рассудительно:
– Столь грубой реакцией на слова представительницы Польши мистер русский журналист лишь подтвердил, что мнение мисс Кошарек об отношении России к ее стране не лишено веских оснований.
Как ни странно, спокойствие Стюарта, хотя и явно наигранное, передалось Воронову и помогло ему взять себя в руки. Он уже понял, что поступил опрометчиво, что западные газеты могут этим воспользоваться, но отступать было поздно.
– Госпожу Кошарек, судя по всему, вряд ли можно назвать представительницей Польши, – подражая спокойно-снисходительному тону Стюарта, произнес Воронов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88