Таким специалистом станете вы. Истинная же
цель вашего пребывания там следующая: от одного нашего русского друга -
его фамилия Иегупов - вы иногда будете получать опечатанные пакеты,
которые с большими предосторожностями вам надлежит привозить в Москву мне.
В Старорецке вы найдете хороший приют у бывшего директора тамошнего
коммерческого училища немца господина Франца Тюнена. Я дам вам
рекомендательное письмо к нему от его друга детства, живущего с 1902 года
в Берлине. Прочие детали мы еще обговорим"...
В скором времени после этого разговора я отбыл в Старорецк.
Поселился, как и предполагалось, в доме господина Франца Тюнена -
интеллигентного приветливого человека. Гостеприимство мне оказывала его
милая жена, нянчившая годовалого сына Георга.
Делами карьера я занимался от случая к случаю, у местных властей
неразбериха, хаос, их время поглощали тысячи других, ежедневно возникавших
первоочередных забот.
Наконец однажды появился господин Иегупов. Он был старше меня на
несколько лет, неулыбчивый человек с недобрыми стального цвета глазами.
Носил он штатский френч, брюки, заправленные в сапоги и серую кепку в
большую клетку. Я вручил ему туго набитый деньгами портфель от советника
доктора Клеффера, на что Иегупов только и сказал: "Хорошо. Скоро
увидимся". Затем он приходил несколько раз и приносил опечатанные сургучом
пакеты, завернутые в старые газеты. Я отвозил их в Москву Клефферу. Как-то
я заболел тяжелой инфлюэнцей с осложнением на уши. Выходила меня жена
Тюнена - Клара. Но из-за этого дважды или трижды с пакетами от Иегупова в
Москву ездил Франц Тюнен, не зная, как впрочем и я, их содержимое. Но для
него я придумывал всякий раз невинные поводы для этих поездок, вроде
связанные с моим пребыванием здесь как инженера.
В Старорецке я пробыл без малого четыре месяца, затем меня срочно
отозвали в Москву после убийства посла Мирбаха, а из Москвы уехал сюда, в
Финляндию. Здесь моим гостем десять дней был Франц Тюнен. Как-то вечером
возле гостиницы мы встретили господина Иегупова. В прекрасном европейском
пальто и шляпе, он вышел из шикарного автомобиля, завидев нас, заулыбался,
был очень любезен, пригласил вечером отужинать. За ужином в ресторане он
весело говорил о чем угодно, но ни разу не вспомнил наши с ним контакты в
Старорецке. На следующий день Иегупов предложил нам сфотографироваться на
память, что мы и сделали в одном из салонов..."

После этой записи через интервал шел постскриптум - приписка,
сделанная спустя девять лет, но почему-то в этой части дневника. Читая ее,
Левин понял, что она сюжетно как бы завершала предыдущий дневниковый
отчет:
"Выполняя волю доктора Клеффера, письмо я вскрыл после его кончины.
То, что я узнал, потрясло. Стало понятно, почему доктор Клеффер назвал
Иегупова негодяем, предупреждал остерегаться его. Из письма доктора
Клеффера я узнал, что возил в пакетах какие-то важные документы. Добывал
их Иегупов. Но вместо того, чтобы покупать их за деньги, которые я передал
ему, Иегупов просто убивал владельцев бумаг, а деньги присваивал. Огромные
суммы. В этом свете я выглядел простым обманутым фельдъегерем, не
подозревая, что кровь невинных жертв и на мне"...

Теперь то, что написал Агафонов в своей книге о старорецких убийствах
и что написал Кизе в дневнике, сошлось для Левина в одну нить: Иегупов
убийца, жертвы - бывшие промышленники, богатые купцы, те, кого сегодня
принято называть бизнесменами. Похищались только какие-то бумаги, важные
документы. Какие? Кизе об этом не пишет, поскольку и сам не знал, а
Клеффер не посчитал нужным посвятить его даже в последнем своем
предсмертном письме, несмотря на его исповедальный характер.

38
На улице мысли Левина переключились на другое. Ни для него, ни для
Анерта в сущности не имеет значения, чем занимался молодой Кизе в
Старорецке в 1918-м году. Выяснение этого выходило за рамки задачи,
поставленной Анертом. Услуги бюро Анерт оплачивал лишь в пределах
выяснения обстоятельств гибели его дяди оберста Алоиза Кизе в советском
плену, и места, где он захоронен. Но думая о завершающем письме, которое
предстоит написать в Мюнхен, Левин решил все же сообщить Анерту и о том,
чем занимался господин Кизе в Старорецке в 1918-м году, возможно, не ведая
всего, поскольку ему, тогда еще сопливому офицерику, по молодости лет не
доверяли таких государственных секретов. А если бы доверили? Отказался
бы?.. Вопросец! Дальше предстоит деликатное - о месте захоронения Кизе. "К
сожалению, могила вашего дяди не сохранилась. Умиравших военнопленных
хоронили на участке поля, примыкавшем к еврейскому кладбищу, разрушенному
немецкими оккупационными властями. Впоследствии на месте этого кладбища и
захоронений были построены заводские корпуса". Что ж, вполне.
Имелась еще одна деталь, занимавшая Левина. Прояснить ее, как он
понимал, уже не удастся: не слишком ли высока цена, которую уплатили
бывшему директору коммерческого училища Францу Тюнену - покупка дома и
счет в банке - за предоставление крова Алоизу Кизе и за две-три поездки,
когда тот болел, в Москву с пакетами от Иегупова? Может быть, Франц Тюнен
оказывал еще какие-нибудь услуги? А Клеффер, да и сам Кизе в своем
дневнике умолчали об этом? Ведь не случайно две важных странички дневника
были вырваны и хранились отдельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78