С. Макаренко: «Храбрый – это не тот, который не боится, а храбрый тот, который умеет трусость подавить. Другой храбрости и не может быть. Вы думаете, идти на смерть под пули, под снаряды – это значит ничего не испытывать, ничего не бояться? Нет, это именно значит и бояться, и испытывать, и подавить боязнь».
– Эскадрилья к вылету готова, лишнее горючее слито, запас составляет тридцать процентов, – доложил мне после проверки самолетов инженер полка Георгий Федорович Яковлев.
Через несколько минут могуче взревели моторы и восемь топмачтовиков один за другим поднялись в воздух. Понимая важность проводимой операции, мы в последний момент пополнили группу Ковалева опытными летчиками из 3-ей эскадрильи.

* * *

Для технического состава, да и для всех нас потекло время томительного ожидания. Мы знали, что легких боев для торпедоносцев не бывает, но, как стало известно позже, бой под Либавой был одним из самых тяжелых.
Мы поняли это уже тогда, когда наблюдали посадку наших соседей, отработавших первыми. Штурмовики, пикировщики, истребители, уходившие на задание четкими звеньями, возвращались нестройными группами, парами, а то и в одиночку. Наконец, показался знакомый силуэт торпедоносца. за ним приземлились еще два, а затем с пятиминутным интервалом пошли на посадку еще два. Напрасно, напрягая зрение, всматривались мы в далекую, размытую в дымке полосу горизонта: остальных двух мы так и не дождались. Не вернулся в том числе и самолет ведущего группы майора Ковалева.
Подробности того боевого вылета мы узнали от Николая Петровича Федулова. Вот, что он рассказал.
После Паланги торпедоносцы взяли курс в море и на удалении тридцати километров пошли на север параллельно берегу. Уже на траверзе Либавы увидели работу штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков. В акваториях порта и у входа в него взбухали разрывы бомб, горели суда, темный дым громадным облаком поднимался вверх, где в смертельной карусели воздушных боев крутилось множество истребителей. Зенитная артиллерия неистовствовала. На внезапность рассчитывать уже не приходилось, и на удалении 12–15 километров от берега торпедоносцы двумя группами вышли в аванпорт.
– Приготовиться к атаке! – скомандовал по радио Ковалев. Самолеты перестроились и, маневрируя, вошли в зону действия зенитных установок. Огня было страшно много, а когда еще восемь наших топмачтовиков открыли стрельбу, небо превратилось в сущий ад. Капитан Федулов, побывавший до того во многих перипетиях, уверял, что такого огня он не видел никогда.
Сверху по обшивке раскатисто ударило, словно сыпанули по корпусу горстью гороха, в кабине тотчас заклубилась пыль от пулевых пробоин.
– Нас атакует истребитель! – крикнул стрелок-радист сержант Петр Бельчаев и приник к башенным пулеметам. Но, дав пару очередей, вдруг прекратил огонь.
– Ты не ранен? Почему не стреляешь? – крикнул ему Федулов.
– Нет, порядок! «Мессер» ушел с отворотом влево. Не понравилось! Видимо, пошел искать добычу полегче!
– Стреляй по кораблям.
Обе группы организованно произвели атаку, сбросили бомбы на суда, стоявшие в аванпорту, и вскоре вышли из зоны огня. Нервное напряжение понемногу спадало.
– Борис Евгеньевич, как дела? – спросил Федулов командира по переговорному устройству.
– Все нормально, только вот на приборной доске ни один прибор не работает.
Это, пожалуй не самое страшное. Федулов, успокоившись, стал внимательно осматривать самолет. Сначала подумал, что показалось, но – нет: из левого мотора блеснул оранжевый язычок пламени и исчез. Снова появился и снова исчез, а потом вырвавшиеся на волю языки пламени стали лизать обшивку самолета. А за ними, прорываясь сквозь водяные столбы и расползающейся над морем серый дым, летел объятый пламенем самолет младшего лейтенанта Кузьмина. Вместе с другими ведомыми он шел за ведущим, не покидая своего места в боевом строю. Федулов начал докладывать об увиденном Ковалеву и замолк на полуслове: горящий «Бостон» взорвался в воздухе. Так пали смертью храбрых летчик младший лейтенант Александр Яковлевич Кузьмин, штурман младший лейтенант Федор Сабирович Аменкаев и стрелок-радист сержант Анатолий Яковлевич Кузьмин.

* * *

О пожаре на собственном самолете Федулов решил пока не докладывать. Зачем? Выход был только один: садиться на воду. Но в расположении вражеских войск это исключалось. Только не плен! Лучше уж разделить участь экипажа Кузьмина.
– Штурман, что будем делать? Так мы далеко не улетим, – спросил майор Ковалев, имея в виду неработающие приборы.
– Как пройдем линию фронта, надо садиться на воду.
– Тогда сразу же сообщи, как пройдем…
– Да вы и сами смотрите. Увидите вспышки выстрелов, дым – не ошибетесь.
– Вижу линию фронта! – воскликнул вскоре летчик. – Будем садиться.
– Не торопитесь, Борис Евгеньевич, раз из задней кабины не видно, значит еще не прошли.
Когда сверкающая светлячками выстрелов, клубящаяся дымами, линия фронта проплыла под крылом, а по силуэтам машин и танков Федулов окончательно убедился, что они действительно – в расположении наших войск, он доложил о горящем моторе командиру и посоветовал садиться пока не поздно. «Бостон» резко пошел на снижение.
После посадки на воду самолет прополз на брюхе и, оседая, зацепился за подводные камни. От удара Федулов потерял сознание и пришел в себя только очутившись в холодной воде. Самолет медленно тонул и надо было немедленно что-то предпринимать. Попробовал снять колпак башни, чтобы вылезти, но тот не открывался.
Ударившись о приборную доску, на какое-то время майор Ковалев также потерял сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57