– Их было так много, что я даже не могу перечислить. Однако теперь я совершенно здоров физически и морально.
Последние слова кардинал произнес повышенным голосом, усилил их еще и особо бодрым выражением лица.
«Прекрасно, Мини, молодчина!» – мысленно одобрил примаса Вечери и переглянулся со своим шефом.
Карой Рожа счел момент подходящим, чтобы вставить свое слово, оттенить особым образом пресс-конференцию. Он сказал, сначала по-венгерски, а потом по-немецки:
– Ваше преосвященство, я хорошо понимаю все ваши тюремные страдания. Я тоже томился в коммунистической тюрьме.
Кардинал с нежным сочувствием посмотрел на незнакомого ему человека и вздохнул:
– Кажется, каждый честный человек в то или другое время сидел в тюрьме.
Пресс-конференция велась необычно, как и полагалось во фронтовом городе. Все корреспонденты стояли тесной кучкой. Стоял и тот, кого интервьюировали. Лицо белое, с тонкими губами. Холеная женственная рука, опирающаяся на стол, дрожит, выдавая волнение кардинала. Пурпурный атлас пояса переливается, излучает тревожный свет, свет пожаров и горячей, только что пролитой крови.
В ответ на вопрос, что бы кардинал прежде всего хотел довести до сведения Запада, Миндсенти воскликнул:
– Надо оказать нам поддержку в политическом отношении и помочь в этой критической обстановке. – Потом кардинал нахмурился и сказал низким, мрачноватым голосом, голосом инквизитора, предающего инаковерующего анафеме: – Вся Венгрия требует, чтобы русские покинули страну, так как мадьяры хотят работать для себя и для своей собственной страны.
Кто-то из журналистов спросил кардинала, известно ли папе римскому о том, что венгерский кардинал освобожден, прибыл в Будапешт, и установлен ли с папой контакт. Миндсенти неосторожно, в припадке гордости и тщеславия, что впоследствии принесло ему немало неприятностей, ответил:
– Да, известно. Святой престол прислал мне свои высокие поздравления и благословение. Я, конечно, хотел бы сам поехать в Рим. Я должен многое рассказать святейшему престолу. Однако это невозможно в настоящее время.
Корреспонденты переглянулись.
Черный Султан был настороже и успел перехватить иронические взгляды прожженных циников, ловцов новостей, для которых в мире нет ничего святого, даже в облике папы.
На этот раз у них был хороший повод для иронии. Поняли, пройдохи, что кардинал по простоте душевной, вдруг обуявшей его, как молодого тщеславца, выболтал и свои и ватиканские секреты. Только завтра или даже послезавтра Венгрия и мир должны были узнать о папском благословении, а не сегодня. Рано! Поторопился кардинал и насмешил прессу. К счастью, дальше иронических взглядов корреспонденты не пошли. Пресс-конференция продолжалась без каких-либо осложнений и шероховатостей.
То ли оттого, что кардинал понял свою оплошность и захотел искупить вину, то ли потому, что вошел в роль, он засиял белым блеском и с каждой минутой вырастал в глазах Вечери.
Наконец примас взметнулся на самый высокий уровень, на котором патер не ожидал увидеть его теперь, после такого трудного дня.
Это произошло в самый разгар пресс-конференции.
– Ваше преосвященство, считаете ли вы, что будущее Венгрии является многообещающим? – спросил американец.
Кардинал подумал, перебирая черные тяжелые четки, выгодно оттененные пурпуром мантии, поправил массивный крест на груди, машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, поиграл с ним, как заядлый курильщик играет мундштуком, сигаретой или красивой зажигалкой. Затем поднял сияющие глаза на журналиста, почтительно ждущего ответа, и твердо сказал:
– Конечно!
Поощренные хорошим настроением хозяина замка, его прямыми, ясными ответами, корреспонденты захотели получить прямой ответ и на вопрос, волновавший сегодня всю Венгрию: быть или не быть Миндсенти главой государства.
– Ваше преосвященство, прошу вас прокомментировать сообщение о том, что некоторые политические группировки хотели выдвинуть вас на пост премьер-министра.
Вопрос этот подействовал прежде всего на патера Вечери. Черный Султан с возмущением вскинул седую голову.
Возмутился и кардинал. Исчезло сияние в его счастливых глазах. Втянулись бледные губы. Потемнело, помрачнело лицо.
Холодным, отчужденным взглядом скользнул он по растерянным лицам корреспондентов, твердо сказал:
– Я примас церкви, – и демонстративно покинул комнату.
Патер Вечери сейчас же объявил:
– Господа, пресс-конференция закончена! «Прекрасно, ваше преосвященство. Чудесно!» –
С такими мыслями Черный Султан вышел вслед за своим подопечным.

ТАЙНОЕ И ЯВНОЕ

Секретарша вошла в кабинет премьер-министра и, экономя силы, не пошла дальше порога. Опираясь о дверной косяк, раздраженно доложила:
– Еще одна делегация!
Имре Надь поднял голову от кипы бумаг, лежащих перед ним, и с тоской посмотрел на электрический, с благоухающим кофе стеклянный сосуд.
– Но вы же знаете, милая!.. Откажите!
– Отказывала. Не уходят. Требуют приема.
– Кто такие? Откуда?
– Делегаты от вашей… коммунистической партии.
– Вот как! – В темных безжизненных глазах Имре Надя блеснул живой огонек. – Интересно! Всякие были делегации, но такой… Не жди! Кто такие?
– Инженер Гашпар Альфельди, профессор Михай Бартоти, доктор Арпад Ковач.
– Доктор… Мой бывший коллега по институту!..
– Кажется, этот. Что им сказать?
– Просите!
Секретарша вышла, а Имре Надь, собрав и спрятав бумаги, направился к двери с намерением встретить делегацию у порога, оказать ей высокое гостеприимство. Не успел. Встреча произошла посреди кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105